Воронов одному поставил для знакомства пива, другому дал денег, чтобы он сбегал за портвейном, после чего на него перестали коситься.

А после второй выставленной «белой» перестали обращать на него особое внимание. Приняли за вполне своего, то есть за деталь окружающего пейзажа.

Крупно лажанулся капитан Петухов на том, что исполнил, казалось бы, несложную просьбу своего знакомого. Но он уже заплатил за это. Крупно фраернулся следователь Никонов, исполнив просьбу своей тещи и надеясь, что все будет шито-крыто.

Ну да он не коренной москвич. Откуда же ему было знать, что это за объект такой – пивная на Смоленской?

И уж вот так по-крупному ошаршнулась сама Виктория Рейнгольд. Нашла к кому обратиться, да уж, видно, с утра и в запарке. Иначе не нарушила бы основного правила разумных людей, к коим себя причисляла: сначала подумай, а потом сделай.

И вот теперь ее маленькое, невинное анонимное расследование обсуждалось гласно и громогласно, судилось вкривь и вкось несколькими десятками разгоряченных зеленым змием мужчин. Ее бездумное и неподготовленное обращение к зятю, разумеется, оставалось им неизвестным.

Но дискуссия только начиналась, из-за кустов подтягивались новые силы. И до чего бы они могли договориться за неделю-другую, если не случится новая сенсация.

Но у Воронова не было недели-другой, да они были ему и не нужны. Он шел по следам одного убийства, а попал на публичный диспут о другом. Убрали какого-пижона с экзотической кличкой Марло, причем не то неделю назад, не то прошедшей ночью. Дело принято к ведению городской прокуратурой. Но если, как утверждает следователь, это действительно произошло несколько часов назад, то уж больно лихо это все. Гм-гм, знаем мы наши темпы.

Олег специально выпил с одним из рассказчиков, потом со вторым и с третьим. Специально налил им из отдельной фляжечки коньячку и на закуску отломил по доброму ломтю шоколада. Специально, чтобы они заметили и отметили его. И внушал каждому мысль, что они если и не герои, то уж настоящие мужики, бывшие сегодня в настоящем деле, им есть что рассказать, а у него найдется добре выпить и закусить. И неплохо бы пообщаться в спокойной обстановке, а халявщиков этих отсечь. Да, уж на халяву всякий горазд – вполне поддерживали его мысль все трое.

Воронов договорился с ними, что подойдет минут через пятнадцать, а сам зашел в подьезд одного учреждения, через дом от скверика, и уединился в маленьком кабинетике, сразу за турникетом проходной с военизированной охраной.

На этот раз лейтенант Гринько ему помочь не мог, и он позвонил в свое управление. Ему нужны были данные по городской прокуратуре. И такие данные ему были предоставлены, причем данные отрицательного характера. Никакого дела об убийстве Варло, Марло или папы Карло к производству в прокуратуре принято сегодня не было.

Тогда он позвонил в прокуратуру, где у него тоже был свой Гринько. Правда под другой фамилией, да и не лейтенант, а так, сержантик на входе. Сержантик спросил номер телефона, с которого говорил Воронов, затем сказал, что он уже закончил смену и через пять минут ему перезвонит. С уличного телефона-автомата, как понял Олег. Через пять минут разговор состоялся. Да, к одному следователю по фамилии Никонов приводили сегодня каких-то трех лопухов. Через него же они и выходили. Кажется, их рафик милицейский во дворе ждал.

Воистину, Москва – страна чудес. Убийство, которое еще не оприходовано в прокуратуре, вовсю обсуждается в самом центре, на Смоленской площади, десятками людей. Где-то он слышал странные словечки: «конспирация один». Где и когда? Э, неважно. Так, может, это она и есть, конспирация один, когда все знают все и все неточно?

Алекса клонило в сон. Болела голова в том месте, по которому его шарахнул «хорёк». Зря ему позвонили, если только действительно все дело в расследовании. Навыки, какие и были, за двадцать лет утрачены, видимо, начисто.

Что он здесь делает? Зачем пришел? Если все дело в тщеславии, что вот, мол, вспомнили, позвали, чего-то от него ждут, то тем более, какой он там монах-воин? Все эти мелкие чувства и страстишки по поводу того, что столько лет никому он был не нужен, полноценного выпускника Училища не должны бы волновать вовсе. Как прошла твоя жизнь, то и славно. Ведь в любом случае время проходит. И пусть кто-нибудь попробует доказать, что, ничего не делая, он сделал меньше, чем кто-либо другой.

Навыки утрачены, но кое-что Алекс еще помнил и понимал. В частности то, что проекты вставлены один в другой, как матрешки. И всегда можно рассмеяться в лицо тому, кто скажет, что держал в руках самую большую.

А еще у разведок мира в ходу термин «спагетти». Это когда проекты не вставлены один в другой, не субординированы, а переплетаются между собой, как гибкие, тонкие макаронины. И твое дело тогда только служить вилкой, то есть наматывать на себя прямо из середины спутанной, клейкой массы. А где уж там концы и начала…

И Алекс не мог сердиться на Наставника. Пусть двадцать лет прошли ни шатко ни валко, если, прямо сказать, не бесцельно. Ведь и у других, в общем-то, так же. Но у них не было Наставника. А у него он был. И есть. И будет. И это чувство – на всю жизнь.

Они сидели тогда втроем, где-то с месяц назад, в летнем кафе около Планетария. Марло уже так нагрузился, что Валентина и Алекс, не обращая на него внимания, выясняли отношения открытым текстом. В конце концов, она сказала:

– Хорошо, я уйду к тебе. Насовсем. Мне это тоже все надоело. И я уже боюсь. Сама себя. Но ты не оставишь Марло просто так…

– Хорошо, мы не оставим его, – согласился Алекс.

– Именно ты. Потому что я, после того как уйду к тебе… мне не хотелось бы больше его видеть. Это для меня было бы слишком. Вот, – Валентина достала из своей сумочки ключ и протянула его Алексу, – возьми, это от его квартиры. Мне он больше не нужен. Но я не выбрасываю его в канаву, – и это относилось как бы и к ключу, и к самому Мартину, – а передаю тебе.

– А с чего ты взяла, что я могу быть полезен Мартину?

– А кто же?

– Не знаю. Может быть, ты и сама не знаешь. Но, скорее всего, это другой. Не я. Так у Алекса оказался ключ от квартиры Марло. Ну вот он им и воспользовался.

А начинать надо всегда с элементарного. А элементарное в том, что он находится в квартире, с хозяином которой он разве что шапочно знаком. Был. И ближе уже не познакомится. Хозяин квартиры убит. И рано или поздно факт этот будет обнаружен. И консьержка, разумеется, вспомнит, как он сказал: «В шестьдесят четвертую» – и опишет его внешность.

Так что он должен сделать сейчас, чтобы выполнить, теперь уже раз и навсегда единственное условие Валентины: «Но ты не оставишь Марло просто так».

Что? Сообщить властям и будь что будет? А мужской голос по телефону? Этому что нужно?

И наконец, третья сторона, сам Алекс. Что нужно ему самому? Пожалуй, всего лишь немного удачи и счастья с Валентиной. И пусть она никогда не узнает, почему он показался ей интересней, чем обычный сотрудник обычного аналитического центра. А мужской голос по телефону…