Что-то пролетело со свистом, кто-то завопил,где-то посыпались стекла. Обычное утро обычного дня в обычной школе длятрудновоспитуемых волшебников Тибидохс, что находится на острове Буяне вморе-океане.

Черные Шторы ехидно захихикали. Таня Гроттероторвалась от толстенного справочника «Драконы: разведение, дрессировка,лечение» и подбежала к окну. На небольшой поляне перед Тибидохсом происходилонечто интересное. Два здоровенных циклопа, которым было поручено носить валуныдля строительства, поссорились и теперь с увлечением выколачивали друг из другапыль узловатыми дубинками. Одна из дубинок разлетелась, и ее обломок, описав ввоздухе красивую дугу, свалился точно на нос богатырю Усыне, который, подложивпод щеку носилки, мирно дремал в тени Лукоморского дуба.

Минутой позже Таня наблюдала, как Усыня,сцапав одного из циклопов за ноги, со свистом раскручивает его. Явившиеся навопли другие богатыри-вышибалы Дубыня и Горыня, обнаружив, что нос у их братцараспух и приобрел цвет свеклы, принялись хохотать. Они размахивали руками,подталкивали друг друга и в конце концов обрушили чудом уцелевший до сих поручасток стены. А тут еще Усыня отпустил ноги циклопа и тот, свечкой взмыв вподнебесье, врезался головой в Большую Башню. Посыпались кирпичи. Циклоп же,как ни в чем не бывало, поднялся и потрогал лоб.

– Просто сут снает сто такое! Опять сыскабудет! – недовольно прошепелявил он.

Привлеченная шумом, на балкончик Большой Башнивыскочила доцент кафедры нежитеведения Медузия Горгонова. За шиворот онадержала пинающегося болотного хмыря. Она только что поймала его на столешнице усебя в кабинете, где он выцарапывал гвоздем всякие гадости.

Заметив осыпавшуюся стену, Медузия отвозмущения разжала ладонь. Болотный хмырь, точно жаба, плюхнулся на пол ибыстро улепетнул куда-то, ругаясь нехорошими словами и грозя Тибидохсунеприятностями.

Но доцент Горгонова уже забыла о нем. Ей надобыло разобраться с распоясавшимися циклопами и братьями-богатырями. Щеки уМедузии запылали, а волосы зашипели как змеи. Впрочем, почему как? Только –тшш! – какой же женщине понравится, когда открывают ее маленькие тайны?

– Искрис фронтис! – крикнула Медузия.

Из ее магического кольца вылетелаослепительная боевая искра, и несколько большущих валунов сразу рассыпались впорошок. Громадные циклопы попадали на землю и безуспешно попытались спрятатьсяза травинками, покрытыми белой изморозью. Им было хорошо известно, что сразгневанной Медузией шутки плохи.

– Полниссимо-дебилиссимо! Что это такое? –крикнула доцент Горгонова. – Две недели работы и – никакого результата!Развалили даже то, что не тронули титаны! Вы понимаете, балбесы, что детямнегде жить? Что крыша протекает? Что своды Тибидохса вот-вот рухнут?

Циклопы мелко задрожали, а богатыри-вышибалывиновато потупились.

– Мы чего? Мы ничего… Циклопы… ы-ы… самипервые начали, – забубнил Усыня, удрученно шмыгая своим свекольным носом.

– Сами? А ну марш работать, илиостанетесь без обеда! – нахмурилась Медузия и вскинула кольцо, полыхнувшееновой искрой. Искра, как это бывает у магов, придавала заклинанию необходимуюсилу: – Голодронус голодрыгус!

Таня слышала это заклинание впервые.«Интересно, для чего оно служит?» – задумалась она, но тотчас ощутила такойволчий голод, что едва не вцепилась зубами в Черные Шторы. В этот миг она могласъесть абсолютно все, даже позавчерашнюю овсяную кашу тети Нинели собразовавшейся на ней корочкой, которую Пипа называла пуленепробиваемой. Танясообразила, что магия Медузии случайно зацепила и ее: ведь она тоже виделаискру.

Циклопы и братья-богатыри разом зашевелились ипоспешно принялись сгребать камни в кучу. Голод подгонял их.

– Никакого обеда, пока не закончитеуборку! Ясно вам? Тунеядцы! – крикнула Медузия. Она круто повернулась и,как всегда стремительная, ушла с балкончика.

Жуя случайно оставшийся после завтракабутерброд, Таня отодвинулась от окна и снова взяла в руки книгу. Не вечно же ейсмотреть на циклопов? К тому же из здоровенной трещины в потолке за шиворотдевочке давно стекала струйка воды.

«А ведь это из-за меня все мучаются!» –виновато подумала Таня.

После той истории, когда она неосторожновыпустила из подземелья титанов, а те, сражаясь с Чумой-дель-Торт, разнеслиполовину Тибидохса, здесь стало невозможно жить. Если разобраться, от всей огромнойшколы трудновоспитуемых волшебников остался только подвал, Зал Двух Стихий иБольшая Башня с Главной Лестницей. Но и они порядком пострадали.

По коридорам бродили сквозняки, среди ночиначинали хлопать рамы, а в многочисленные трещины захлестывал дождь. Дажепризракам, во множестве населявшим Тибидохс, и тем было неуютно. Лишившисьсвоей любимой Башни Привидений, где они знали каждый закуток, призраки толпамишатались ночами по коридорам, стонали, гремели цепями и портили всемнастроение.

К тому же время было далеко не летнее.Декабрь. А разве возможно как следует заниматься, когда в классе попрактической магии обледенел весь пол? А на снятии сглаза все ученики вынужденысидеть в шубах, а зубы все равно стучат так, что не выговоришь ни одногозаклинания?

Таня встала, чтобы захлопнуть распахнувшуюсяот сквозняка дверь. Закрывая ее, она случайно увидела, как по коридору нацыпочках прошмыгнул Поклеп Поклепыч – маленький кособокий человечек скрошечными глазками-буравчиками, бывший черный маг, перешедший в белые. К грудион прижимал здоровенную живую рыбину, колотившую его по носу хвостом. Танядогадалась, что суровый завуч Тибидохса бежит к пруду кормить русалку. Всеудивлялись, что пруд с русалкой до сих пор не замерз, и говорили, что тут точноне обошлось без мощной магии. От постоянного переедания русалка жуткорастолстела, и характер у нее сделался на редкость сварливым. Целыми днями онавалялась в тине, уплетала рыбу и швыряла во влюбленного Поклепа водорослями иулитками.

И угораздило же обиженного купидончикаподкараулить завуча и пустить в него стрелу! Академик Сарданапал уже несколькораз порывался снять с Поклепа заклятие, но безуспешно. Любовная магия самаятонкая и сложная из всех магий. Снять ее может лишь тот, кто наложил. Да воттолько купидончик наотрез отказывался – все еще дулся на Поклепа, сломавшегоего любимый лук.

– Ох уж эти русалки! Одно слово: нежить!Недавно пиявками его всего облепила – просто из озорства. Любишь, мол, такдокажи. Так и ходил, бедолага, весь в пиявках. Одна прям даже на носу, –ворчала Ягге.