— А потом я съела целых три чизбургера. Такие вкусные, пальчики оближешь! И еще пирожки в масле, знаете, такие с яблоками. Тоже объедение! Вы пробовали когда-нибудь? — Надж смотрит прямо в глаза сидящей напротив нее женщине.

— Нет, не пробовала. Девочка, назови мне, пожалуйста, свое имя по буквам.

— К-Р-И-С-Т-А-Л. Мне мое имя нравится. По-моему, это красивое имя. А вас как зовут?

— Сара. Сара Макколей.

— Тоже нормальное имя. А вам хотелось бы другое имя иметь? Мне, например, хотелось бы, чтобы имя у меня позаковыристей было. Например, какая-нибудь Клеопатра. Или Мари-Софи-Тереза. Вы знаете, что у королевы Англии шесть имен. Она Елизавета Александра Мари. А фамилия у нее Виндзор. Но она такая знаменитая, что подписывается только «Елизавета Р». И все знают, что это она. Вот бы мне такой знаменитой когда-нибудь стать. Я бы тогда просто подписывалась: «Кристал».

Сначала поток красноречия Надж оглушил агентшу. Но она быстро оправилась и смогла наконец спросить:

— Ты когда-нибудь слышала про место, которое называется «Школа»? По нашим сведениям, она находится в Калифорнии.

Надж задумчиво изучает потолок:

— Калифорния, это где землетрясения, кинозвезды и серфинг? Нет. Вот бы туда поехать! Там красиво? — она невинно смотрит на агентшу большими карими глазами.

— Ты можешь звать меня «Агент Михельсон», — говорит он мне, широко улыбаясь. — А ты, как я понимаю, Макс. Полное имя у тебя так и будет Макс? Или Максин?

— Нет, Дин, просто, Макс.

Он моргает и сверяет что-то со своими бумагами.

— Понятно. Теперь. Макс, давай начистоту. Нам обоим хорошо известно, что родители у вас никакие не миссионеры.

Я делаю страшные глаза:

— Только, пожалуйста, им не говорите. Они ведь думают, что работают во славу Божию. Это их убьет!

Дин смотрит на меня с таким удивлением, будто безобидный хомяк только что злобно показал ему зубы. Чуть помедлив, он заходит с другого бока:

— Макс, мы ищем человека по имени Джеб Батчелдер. Ты знаешь что-нибудь о его местонахождении? — Агент вытащил карточку Джеба, и у меня сжалось сердце. На секунду меня раздирает противоречие: с одной стороны, было бы здорово выдать ФБР этого лгуна и предателя, но, с другой, вроде бы разумнее держать язык за зубами относительно чего бы то ни было важного.

Я с сожалением вздыхаю:

— Нет, никогда его не видела.

— Ты когда-нибудь была в Колорадо?

Сосредоточенно нахмуриваюсь. Это один из квадратной формы штатов в середине карты?

Вижу, как Дин, стараясь не сорваться, глубоко втягивает в себя воздух.

Воспользовавшись секундной паузой, оглядываюсь вокруг. Ангел около двери играет на полу с Тоталом, и оба едят мою булочку. Игги и Надж развалились на своих стульях, а допрашивавшие их агенты, прикрывшись бумагами, шепотом переговариваются друг с другом. Надж с интересом обозревает помещение. Надеюсь, ею руководит не праздное любопытство, и она намечает возможные пути побега. Газ поднимается с места, радостно прощается со своим агентом и направляется к Ангелу.

— Макс, мы хотим вам помочь, — тихо говорит мне Дин. — Но и вы тоже должны пойти нам навстречу. Баш на баш, по справедливости.

Впериваюсь в него. «Баш на баш?» — ничего смешнее не слыхала уже много дней.

— Вы надо мной смеетесь? Пожалуйста, найдите причину поубедительней. Ничто в жизни, Дин, никогда не бывает «по справедливости».

Голос мой крепчает, и я наклоняюсь поближе к бесстрастному лицу агента.

— Что за идиотское утверждение вы мне подсовываете? «По справедливости»! Ты мне — я тебе. Значит, я должна помочь вам, и тогда вы поможете мне. Так по вашей логике получается?

Давайте размышлять дальше. Давайте поищем альтернативную логику. «Я должна помочь себе, поэтому я не выдеру с мясом ваш позвоночник и не стану вас им хлестать до полусмерти». Вот на это я еще, может быть, клюну. Может быть. Пока не знаю. Надо подумать.

На скулах у Дина играют желваки, а на щеках выступили красные пятна. У меня возникает ощущение, что он зол на себя больше, чем на меня.

— Макс, — начал было он напряженно. Но тут его перебили.

— Спасибо, Дин, — раздается над нами женский голос. — Дальше я сама продолжу.

15

Дин выпрямился и, проведя рукой по лицу, стер с него раздражение. Вновь прибывшая женщина дружелюбно ему улыбается и терпеливо ждет, когда он освободит ей место напротив меня.

Она блондинка. Возраст на глаз определить трудно. Выглядит, как настоящая профи, с тем «глянцевым» видом, какой я видела только у ведущих официальные программы на главных телевизионных каналах. Ее даже можно назвать красивой.

Дин собрал бумаги, кивнул мне и пошел переговариваться с другими агентами. Наверное, сравнивать полученные от нас сведения.

— Они все, как бы это сказать точнее, чересчур много о себе думают, — говорит мне женщина, прикрыв рот рукой, чтоб ее никто из них не слышал.

Должна признаться тебе, дорогой читатель, что она меня изрядно-таки удивила. Я даже усмехнулась.

Она приветственно протягивает мне руку:

— Здравствуй. Меня зовут Анна Валкер. Не буду скрывать, я одна из них. Когда все летит в тартарары, меня призывают распутывать их неразберихи.

— А что, все уже полетело в тартарары?

Она коротко смеется.

— Примерно так. Когда нам звонят из больницы и сообщают, что поступил тяжело раненный образец жизненной формы с рекомбинантной ДНК, что он один из шести таких же образцов, что врачи готовы подтвердить наличие в больнице еще одного такого образца и, возможно, еще четырех, представляющих собой ту же рекомбинантную форму жизни, — это как раз та ситуация, которую я называю «Тартарары», с большой букбы «Т».

— Вот тебе и на! По-вашему, мы, оказывается, важные птицы!

В ответ вижу ее полуулыбку:

— Что ж в этом удивительного? Вам что, раньше никто не объяснил, какое вы значительное событие?

Джеб. Джеб когда-то наделил меня чувством собственной значимости. Он заставил меня почувствовать себя сильной и умной, способной, особенной. Какие там еще есть превосходные степени? Но с недавних пор, со времени нашего последнего визита в Школу, я чувствую к нему только слепую ненависть и всепоглощающую горечь от его предательства.

Все мои рецепторы напряглись, как по команде «Марш». Наглухо закрываюсь. Еще минута, и я готова была пуститься в длинные разглагольствования, как неосмысленная рекомбинантная форма жизни. Скажем прямо, я и есть эта самая «форма жизни». Но к «неосмысленным» я себя относить пока не хочу. Так что лучше на сей раз заткнуться и помалкивать в тряпочку.

— Послушайте, мы с вами зашли в тупик. Это очевидно и вам, и мне. Один из моей ст… один из моих братьев серьезно ранен. И без медицинской помощи нам не обойтись. Скажите мне, что нужно сделать, чтобы эта помощь была оказана на все сто процентов, а потом мы смотаемся, как будто нас и не было.