Замерли пальцы на клавикордах, замерли звуки, но собравшиеся несколько мгновений сидели молча, с трудом приходя в себя. Это были мучительные мгновения и для мадам Пуассон, и для самой Жанны Антуанетты. Первой опомнилась мадам де Майи, она порывисто поднялась, подошла к смущенной девушке и расцеловала ее!

Что было потом, Ренет просто не помнила, ей не только аплодировали, ее не только хвалили за прекрасный голос, за чувственность исполнения, за умение столь живо преподнести чужие переживания, ее одобрила и даже поцеловала та, которую целует сам король!

А еще у Жанны почему-то засел внутри запах… пота и пудры, исходивший от мадам де Майи. Как ни пыталась она избавиться от ненужного воспоминания, не получалось. Невыносимо хотелось добраться до дома и окунуться в воду. Ренет очень любила мыться, от нее никогда не пахло ни потом, ни пылью, только цветами. Мелькнула мысль предложить мадам де Майи свои собственные духи, в которых использовались лишь цветочные запахи и никакого мускуса или амбры. Получились они нечаянно, пахнуть хотелось, но позволить себе еще и такие просьбы к господину Турнеэму Жанна не могла, а потому просто смешивала во флаконах капли сока, выжатые из разных цветов.

Но предложить ничего не удалось. Зашел общий разговор о музыке, об искусстве, в частности пения, господину Ле Норману, оказавшемуся тут же, посоветовали учить Жанну актерской игре серьезно:

– Девушка может стать выдающейся актрисой, у нее, несомненно, есть талант!

Де Турнеэм согласно кивал, но думал совсем другое: «Никаких актрис! Если играть, то совсем перед другим человеком и совсем другую роль». Сама Ренет думала о том же. А мадам Пуассон и не спрашивали. Мать Жанны оказалась в странном положении, Луизу Мадлен согласны принимать вместе с дочерью, но так, словно ее и нет рядом. Но мадам ради успеха своей дочери была готова потерпеть даже вот такое высокомерное отношение блестящего общества.

На обратном пути прямо в карете между мадам Пуассон и господином Ле Норманом разразился спор, едва не перешедший рамки приличия. О чем спорили старшие, Ренет не понимала, главным аргументом Ле Нормана было:

– Ну, теперь вы убедились?! Ни к чему хорошему это не может привести!

Мать возражала своему любовнику:

– Это не пример, если поступать глупо, можно проиграть в любой ситуации. Нужно знать, как себя вести и с кем дружить.

Девушка не могла расспросить мать о ее споре с де Турнеэмом, как не могла задать вопрос и самому покровителю, приходилось лишь внимательно слушать, сопоставлять и догадываться.

Немного позже Жанна Антуанетта поняла, что речь шла о несчастной мадам де Майи, которой посчастливилось стать королевской любовницей, но которая не только не сумела удержаться в таком завидном положении, не только не извлекла никаких выгод из него, но и умудрилась своими руками привести себе замену.

Дело оказалось в том, что у мадам де Майи было еще четыре сестры, одна из которых, Полин Фелисите де Нейль, находилась в обители Порт-Руаяль. К тридцати годам окончательно убедившись, что стезя добродетели вовсе не для нее, Полин принялась в письмах слезно умолять Луизу позволить жить у нее и быть представленной ко двору.

Полин отличалась завидным упорством и напористостью, вскоре де Майи поддалась на уговоры и выхлопотала у Людовика разрешение на появление сестры в Версале. Знать бы бедолаге, чем все обернется для нее самой! Но Луиза де Майи не была ни особо разумной, ни расчетливой.

К тому же бедолагу мучили приступы совестливости: ведь это она превратила доброго семьянина Людовика в настоящего развратника, да и сама участвовала в оргиях. Делала женщина это по поручению кардинала Флери, но перед Господом отвечать ей самой… А еще Луиза уже серьезно боялась подхватить какую-нибудь гадость от его величества, ведь король не утруждал себя размышлениями об осторожности даже после срочного лечения от сифилиса.

Полин с первых же дней пребывания в Версале начала атаку на сердце короля, отодвигая сестру в сторону. Она объяснила Луизе, что та вела себя как дура, потому что допускала к королю других женщин, подчинялась кардиналу Флери и не требовала дорого оплачивать свои услуги.

– Почему за столько времени ты не удосужилась родить Людовику ребенка?

– Родить ребенка?! – ужаснулась Луиза де Майи. – Как можно? А как же муж? Что было бы с ним?

– Ты глупа! Если муж молчал, пока ты валялась голышом под столом вместе с пьяным королем, то уж рождение сына, за которого можно получить немалые средства и положение, простил бы и подавно. Почему ты не требовала себе отдельного дворца или замка, где драгоценности, полученные от короля? Где земли, кареты, наряды? Где почитание, наконец?! Зачем ты была рядом с королем столько времени?

Де Майи даже растерялась:

– Я люблю его величество…

Некрасивый носик ее сестры досадливо сморщился:

– Да люби, ради бога, кто же мешает. Только к чему путать любовь и положение при дворе и короле? У меня будет все не так! Чем тебе глянулся король? Говорят, ты едва не изнасиловала его сама при первой встрече?

Пораженная таким напором Полин и удивленная ее осведомленностью, Луиза вздохнула:

– При второй, во время первой встречи дальше разговоров вообще дело не пошло. Он был слишком робок.

Полин с сомнением посмотрела на сестру. Неужели все разговоры о сексуальной ненасытности Людовика – простая болтовня?

– Нет, он действительно ненасытен, и даже в душе оказался развратен донельзя, но кардинал Флери воспитал короля в уверенности, что это грешно. Людовик был настоящим примерным семьянином, пока не встретил меня, – вдруг залилась слезами де Майи.

– Ты жалеешь об этом?!

Фаворитка только замотала головой. Как можно жалеть о проведенных с красавцем-королем приятных часах? Только вот она очень боялась божьего наказания из-за своего поведения и тем более из-за того, что совратила примерного семьянина.

Полин вздохнула:

– Твоя ошибка в том, что, разбудив в нем любовника, ты позволила удовлетворять желание с другими.

– Но как можно удовлетворить его самой?

– Я смогу!

– Ты?

– Неужели сидеть и ждать, пока это сделает кто-то другой и нас с тобой просто вышвырнут вон? Не путайся под ногами, теперь король мой.

Полин сдержала свое слово, она действительно взяла его величество немыслимым напором и удовлетворила его сверх меры. Де Майи была дана отставка, а самой мадемуазель Полин де Нейль срочно нашли супруга, который бы отнесся к ее близости к королю с пониманием. За двести тысяч ливров на роль рогоносца согласился внучатый племянник архиепископа Парижского Феликс де Вентимиль. Супругу не позволили провести с новобрачной даже первую ночь, посчитав это совершенно необязательным.

Сумасшедший темперамент мадам де Вентимиль вполне соответствовал темпераменту короля, что пришлось тому по вкусу. А уж оплачивать капризы дамы, столь успешно удовлетворявшей его, Людовик не скупился. Госпожа Вентимиль получила в подарок замок Шуази, который часто и успешно посещал король.