litbaza книги онлайнИсторическая прозаКалиостро - Елена Морозова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 99
Перейти на страницу:

Какими увидел мать и сестру Бальзамо Гёте, посетивший родственников знаменитого человека в 1787 году? Вот как он описывает свою с ними встречу:

«Мы поднялись по убогой лестнице и сразу очутились в кухне. Средних лет женщина, крепкая и широкая, но не толстая, занималась мытьем кухонной посуды. Она была опрятно одета и при нашем появлении завернула один конец передника, чтобы спрятать от нас его грязную сторону». Женщина провела гостей в комнату, которая оказалась столь велика, «что у нас считалась бы залом; но, по-видимому, она составляла едва ли не все жилище этой семьи. Единственное окно освещало большие стены, утратившие свой первоначальный цвет и увешанные почерневшими изображениями святых в золотых рамах. Две большие кровати без полога стояли у одной стены, коричневый шкапик, имевший форму письменного стола, — у другой. Тут же стояли старые, с камышовым плетением стулья, спинки которых были когда-то покрыты позолотой, а кирпичные плиты пола были во многих местах глубоко вытоптаны. Впрочем, все было опрятно. […] Пока мой проводник объяснял старой глухой Бальзамо, сидевшей в углу, причину нашего посещения, я успел рассмотреть комнату и других членов семьи. У окна стояла девушка лет шестнадцати, высокого роста, с чертами лица, стертыми оспой; рядом с ней находился молодой человек, чья неприятная, обезображенная оспой физиономия также бросилась мне в глаза. В кресле у окна сидела, вернее — лежала, болезненная, совершенно бесформенная фигура, казалось, погруженная в своего рода спячку.

Я с удовольствием рассматривал старуху. Она была среднего роста, но хорошо сложена; ее правильные черты, не обезображенные старостью, выражали душевный покой, которым обычно наслаждаются люди, лишившиеся слуха; тон ее голоса был мягок и приятен. […] Между тем вошла ее дочь […]. На ней был чистый передник, и волосы были аккуратно убраны под сетку. Чем больше я на нее смотрел, сравнивая ее с матерью, тем разительнее казалось мне различие двух обликов. Жизнерадостная, здоровая чувственность сказывалась в наружности дочери; она казалась женщиной лет сорока. В умном взгляде ее живых голубых глаз не было ни тени подозрительности. В сидячем положении она казалась выше, чем стоя; поза ее изобличала решительность, она сидела, наклонившись вперед всем телом и положив руки на колени. Впрочем, черты ее лица, скорее тупые, чем острые, напоминали мне облик ее брата, знакомый нам по гравюрам.

В это время бабушка опять задала мне несколько вопросов; пока я ей отвечал, дочь заговорила с моим спутником вполголоса, но так, что я все же мог позволить себе спросить, о чем идет речь. Госпожа Капитуммино рассказывает, ответил он, что ее брат еще должен ей четырнадцать унций; при его спешном отъезде из Палермо она выкупала для него вещи из заклада; однако с тех пор она не имела от него ни известий, ни денег, ни какой-либо поддержки, хотя, по слухам, он владеет большими богатствами и живет с княжеской роскошью. Не возьмусь ли я по возвращении учтивым образом напомнить ему о долге и добиться для нее поддержки, не соглашусь ли захватить с собой или, по крайней мере, переслать письмо?» Опасаясь навязчивости родственников, Гёте не рискнул дать свой адрес, но пообещал сам зайти за письмом.

«Тогда она рассказала мне о своем затруднительном положении: она — вдова с тремя детьми; из них одна девочка воспитывается в монастыре, другая здесь налицо, а сын как раз пошел на урок. Кроме этих трех детей при ней живет ее мать, которую она содержит, а сверх того она из христианского милосердия взяла к себе больную, чем еще увеличила свое бремя; всего ее трудолюбия едва хватает на то, чтобы доставить ей и ее близким самое необходимое. И хотя она знает, что Бог не оставляет добрых дел без награды, все же она вздыхает под бременем, которое так долго несла».

Впечатленный бедственным положением семьи, перед отъездом Гёте захотел возместить родным четырнадцать унций, что задолжал им знаменитый беглец, но, подсчитав деньги, «убедился, что в стране, где при недостатке в путях сообщения расстояние возрастает до бесконечности, я поставлю самого себя в затруднительное положение, если сочту нужным исправить добросердечным поступком несправедливость этого наглого человека».

Глава 2 Ученик чародеев

Он коснулся мизинцем трубки и потянул воздух. Из-под мизинца, к изумлению гостей, вспыхнул огонек и пошел дым.

Г. Горин. Формула любви

Лишившись отца в год своего появления на свет, малыш Джузеппе сначала находился на попечении матери, а когда подрос, помогать воспитывать наследника семьи Бальзамо стали родственники. Сначала мальчика увезли в Термини, к дальней родственнице, бывшей замужем за аптекарем, и три года Джузеппе провел среди порошков, мазей, бальзамов и аптекарской утвари, что, несомненно, явилось одной из причин его последующего интереса к целительству и составлению снадобий. Когда он вернулся в Палермо, семья, несмотря на бедность, наняла единственному наследнику (сестра в счет не шла) учителя, чтобы тот обучил его грамоте и арифметике, а затем, посоветовавшись, определила ему духовную карьеру и в десять лет отдала на обучение в семинарию святого Рока. Правда, оттуда его через три года выгнали — то ли за кражу, то ли за богохульство, то ли он сам оттуда сбежал. Однако время сладостного безделья не затянулось: книготорговец Антонио Браконьери, дядя с материнской стороны, отправил подростка в Кальтаджироне, где устроил послушником в монастырь Милосердных братьев; тамошние монахи посвятили себя исцелению недугов.

При полном нежелании терпеть монастырскую дисциплину Джузеппе выказал неподдельный интерес к занятиям отца-аптекаря, сведущего в химии и медицине. Аптекарь с удовольствием делился своими секретами с любознательным юнцом, а тот оказался благодарным слушателем, способным часами внимать рассказам об использовании ипекакуаны, териака, аква-тофаны и шпанской мушки. Не исключено, что Джузеппе посещал монастырскую библиотеку, обладавшую большим собранием рукописей и инкунабул, посвященных астрологии, алхимии и медицине. Настолько ли хорошо юный Бальзамо освоил латынь, чтобы читать древние трактаты, неизвестно, но, во всяком случае, вид толстых, переплетенных в телячью кожу фолиантов с ровными строками готических букв, с тщательно прорисованными миниатюрами и замысловатыми буквицами не мог оставить его равнодушным. В этих книгах таилось волшебство, только как его оттуда извлечь? Вулканический темперамент юного сицилийца требовал стремительных действий: долгие часы сидения за книгами его решительно не привлекали, тем более что всякий раз, когда знания оказывались исчерпанными, на помощь услужливо приходило воображение. Прилагая массу усилий, чтобы увильнуть от работ, выпадавших на долю послушника, Джузеппе каждую свободную минуту бежал в аптекарскую келью, где отец-аптекарь, подвернув, чтобы не мешали, широкие рукава рясы, растирал в фарфоровых ступках порошки, нагревал отвары, изготавливал мази и разливал по флаконам настойки. Монах прекрасно разбирался в травах, произраставших в окрестностях монастыря, и, отправляясь собрать очередную порцию зеленых лекарств, не раз звал с собой Джузеппе. Но искать травы подросток не любил: звучные названия растений не соответствовали их чахлому, невзрачному виду. Вдобавок едва он оказывался за воротами монастыря, как жажда свободы немедленно затмевала все остальные желания: раскинув руки, он хотел лететь навстречу южному ветру, несущему жар песков Аравии. Недаром этот ветер называли caldo austrum — почти Cagliostro…

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 99
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?