Скорее всего, именно из занятий с отцом-аптекарем он почерпнул основы фармакологии, алхимии и восточной медицины, ибо наряду с трудами Парацельса в монастырской библиотеке хранились сочинения и Аверроэса, и Авиценны. Освоив составление нескольких мазей и бальзамов, пользовавшихся большим спросом у окрестных жителей, и научившись толочь порошки, Джузеппе заскучал, и, когда настала его очередь читать в трапезной жития святых мучеников, он, развлечения ради, стал заменять имена святых на имена известных всему Палермо проституток. Несмотря на монотонное бормотание чтеца, отец-настоятель подмену заметил и посадил нерадивого юнца на неделю в карцер, откуда тот сбежал, чтобы более никогда не возвращаться в монастырь. Хотя не исключено, что в карцер его никто не сажал, а отец-настоятель просто выгнал безобразника на улицу и захлопнул за ним монастырские ворота…

После почти двухлетнего пребывания в монастыре Джузеппе вернулся домой. Не задержавшись нив семинарии, нив монастыре, он тем не менее сумел приобрести вполне приличное по тем временам образование, особенно если говорить о Неаполитанском королевстве, где даже среди дворян не все умели толком писать и считать. Бальзамо же освоил не только письмо и счет, но и основы латыни, химии и фармакологии, узнал состав и методы приготовления основных бальзамов и рецепты настоек из целебных трав. Решив применить полученные знания на практике, Джузеппе скоро прослыл и лекарем, и аптекарем, и знахарем, и опасным колдуном. Энергия, переполнявшая молодого человека, требовала выхода, и Джузеппе был готов на все, лишь бы вырваться из скудной и скучной жизни обитателей Альбергарии, для которых поход на рынок или в приходскую церковь уже являлся дальним путешествием. Поэтому, когда мать призвала брата, Антонио Браконьери, помочь определить судьбу «трудного» подростка, Джузеппе попросил отдать его в ученики к художнику и за короткое время научился рисовать и копировать сложнейшие гравюры. Успокоившись, родственники перестали ему докучать, и молодой человек, не посвящая никого в свои планы, пустил полученные им навыки вдело: начал подделывать подписи, почерки, документы, карты, планы и театральные билеты. Однажды он подделал завещание некоего графа Мауриджи; подлог обнаружили в последний момент, но Джузеппе все сошло с рук — как, впрочем, и многие другие проделки, среди которых некоторые его биографы числят даже убийство каноника. Вряд ли юный Бальзамо был способен на сознательное убийство, но не рассчитать в запале свои силы мог. Джузеппе Бальзамо всегда отличался плотным, мускулистым сложением, и в юности, когда взрывной характер постоянно давал о себе знать, а тело еще не отягощало объемное брюшко, он наверняка слыл среди сверстников драчуном и силачом.

Итак, юный Джузеппе промышлял сводничеством, подлогами, одурачиванием простаков и прикарманиванием чужих денег, торговлей бальзамами и мазями, исцелением одержимых и изготовлением всевозможных амулетов. Есть основания полагать, что в этот период жизни Джузеппе усиленно постигал науку «навешивания лапши на уши»: начинающий чародей учился продавать «волшебный» товар, свойства которого зависели в основном от желания клиента. В задачу Бальзамо входило угадать, какого чуда ждет от него покупатель, и сделать все возможное, чтобы тот в это чудо поверил. И разумеется, не забыл за него заплатить. Убедившись, что клиент готов подставить уши, Джузеппе, сверкая глазами и перемежая знакомые слова латинскими терминами, импровизировал подходящий по случаю монолог, вручал покупателю зелье и, получив деньги, быстро ретировался. Со временем он убедился, что благотворное действие его пилюль и настоек часто зависит от искренней веры недужного в их целительную силу: эликсир, составленный из дешевого красного вина, экстракта алоэ и пряностей — из тех, что всегда под рукой, — иногда оказывал поистине волшебное действие. И в голову Джузеппе постепенно закрадывалась крамольная мысль: нельзя ли придумать такое средство, которым можно пользовать всех страждущих? Ведь кого-нибудь оно наверняка вылечит! Или, к примеру, почему бы не заняться изготовлением лекарства против старости? Джузеппе успел заметить, что средства для омоложения пользовались неизменным спросом — особенно у женщин.

В какие бы рассуждения мы ни пускались, пытаясь понять, как изобретательный и деятельный авантюрист Бальзамо стал графом Калиостро, — увы, мы будем иметь дело с догадками, подтвердить которые может только сама История. А она гласит, что в те времена рыцари удачи, подвизавшиеся на поприще алхимии, обычно приторговывали «побочным продуктом» — универсальными бальзамами, исцелявшими от всех болезней и сулившими вечную молодость. Тем, кто верил в чудодейственную силу своих настоек, иногда удавалось создавать действенные лекарства. Например, шевалье де Бори[15], ставшего неплохим фармацевтом, в свое время даже отпустили из тюрьмы, дабы он своими зельями исцелил герцога д’Эстре. Алхимик Бетгер не сумел раскрыть тайну получения золота, зато открыл секрет изготовления прочного фарфора, названного мейсенским — по названию города, где основали мануфактуру по его изготовлению. Правителю Саксонии Августу открытие Бетгера принесло едва ли не бóльшую выгоду, чем если бы алхимик сумел получить в своих пробирках золото.

Какими познаниями в юности обладал Джузеппе Бальзамо, неизвестно, но в науке «навешивания лапши» он явно преуспел, о чем свидетельствует история с ювелиром Марано. Впрочем, в обмане легковерного ювелира сыграли свою роль не только изобретательность и превосходные актерские способности будущего магистра. Палермо, являвшийся во времена господства мавров[16] столицей богатейшего эмирата, сверкал позолотой роскошных дворцов в мавританском стиле, поражал взоры кружевной резьбой из кедрового дерева и полнился ароматами Востока, напоминая о богатствах сарацинских владык. Не важно, что здания строили норманны, что плодородные почвы давно засадили виноградниками и хлопком, а в каменистых гротах устроили часовни в честь католических святых — каждый житель Палермо в глубине души надеялся обнаружить сокровища, закопанные в спешке сарацинами, бежавшими под натиском рыцарей Роберта Гвискара. Поэтому к поиску кладов в Палермо относились с особой серьезностью. Любуясь роскошным дворцом Ла Дзиза[17], Джузеппе, как и все, хотел найти клад, чтобы соорудить себе такое же ослепительное жилище и ходить по его залам в одежде, расшитой драгоценными камнями. Но одни только мечтали о сокровищах, а юный Бальзамо решил мечту осуществить. Создав себе — благодаря изобретательности и легкой руке — репутацию знатока магии, он без труда убедил состоятельного ювелира Марано, известного своей страстью к поиску сокровищ, в том, что из одной очень древней рукописи он узнал, где зарыт клад, в котором помимо золотых монет и драгоценностей имеется дивной работы золотой петушок с рубиновыми глазами и усыпанными бриллиантами перьями. Клад, разумеется, спрятали сарацины, поэтому его охраняют злые джинны, и тем, кто захочет клад добыть, надо от этих джиннов защититься… и откупиться. Удивленный ювелир спросил, отчего Джузеппе сам не достанет этот клад, на что тот многозначительно покачал головой и ответил, что явившиеся к нему во сне духи не велели ему прикасаться к сокровищам. От такого ответа Марано зауважал юного чародея и сказал, что готов пуститься на поиски клада и понести необходимые для этого расходы. Для защиты от джиннов Джузеппе лично изготовил специальные амулеты, а от Марано потребовал 60 унций золота (более 100 золотых ливров) — для джиннов…