– Был ли у меня эмиранг? Да, был, – после небольшой паузы ответил отшельник. – Но, он погиб.

Инга онемела от жестокого смысла его фразы.

Гибель эмиранга – самое худшее, что только может произойти в жизни человека. На ее глазах выступили слезы. Потрясение оказалась настолько сильным, что дрогнул подбородок, защипало в носу.

– Дедушка, как же так?

– Моя вина, – тяжело вздохнул Фридрих. – Я был молод и беспечен. Хотел открыть все тайны окружающего мира и в итоге поплатился за свое безрассудство.

– А что ты сделал? – сердце Инги замерло.

– Попытался достичь дна Бездны.

Инга, ошеломленная его признанием, поначалу не нашлась, что сказать, а затем выдавила:

– Но у Бездны нет дна! Все это знают!

– Так принято считать, – мягко поправил ее Фридрих. – На самом деле дно должно быть. Обязательно. Бездна, – это давний разлом в планетарной коре, след катастрофы, произошедшей миллионы лет назад. Когда образовалась гигантская трещина, часть древнего дна сползла вниз, обрушилась в нее. Океан кипел, ведь вода соприкоснулась с жаром недр, все живое на тысячи километров вокруг погибло.

Инга крепко зажмурилась, пытаясь представить явления, что так скупо обрисовал дедушка Фридрих.

Нет, вообразить как вода и огонь сходятся вместе, как кипит океан, а дно проваливается, покрываясь трещинами, она не смогла, вместо четкой картины на фоне смеженных век метались лишь расплывчатые тени.

– Зачем же ты решился отправиться туда?

– Я был молод, – повторил Фридрих. – Мне не давали покоя вопрос, почему эмиранги стали все реже подниматься из пучин? Я хотел отыскать причину и исправить ее, но не рассчитал своих сил. Нас с эмром подхватило мощным течением, вынесло в кипящие широты, где океан бурлит от извергающихся столбов ядовитых газов. Мы боролись, но силы стихии оказались сильнее.

– Как же ты уцелел?

– Меня спас эмиранг. Я потерял сознание, а он продолжал плыть в отравленных водах, пока не преодолел их, сумев добраться до Изумрудной Глади, – голос Фридриха все же дрогнул. – Фермеры нашли нас, но слишком поздно. Меня выходили, а эмиранг погиб, – отшельник порывисто встал, отвернулся, чтобы Инга не видела выступивших слез. – Фильтруя воду, добывая для меня кислород, эмр получил смертельную дозу токсинов.

– Дедушка, извини! Я не хотела тебя расстраивать!

– Ничего. Ты все равно бы спросила, рано или поздно… – старик украдкой вытер глаза, вернулся за стол. – Хочешь узнать, что было дальше?

Инга неуверенно кивнула.

– Почему ты все время живешь один, так далеко от города? – тихо спросила она.

* * *

Фридрих многого недоговаривал, щадя и без того растревоженные чувства Инги.

Много лет назад он оказался тем, кого судьба вырвала из общего строя, бросив в стремнину роковых событий. Он не сумел справиться с юношескими эмоциями, поставил под сомнение право таинственной, безликой силы решать, кто из младенцев будет жить, а кто навек сгинет в темной пучине Бездны.

Прожитое проносилось перед мысленным взором. Нелегкая судьба спрессовывалась в ярких, не потерявших остроты воспоминаниях. С высоты прожитых лет он понимал: вызов, брошенный Бездне, ему бы простили, списав на юношеское безрассудство, настоящая «вина» заключалась в том, что он выжил, сумел вернуться из мрачных пучин, не раскрыв их тайн, но потеряв своего эмиранга.

– Меня изгнали из Лазурного Чертога, – глухо произнес отшельник.

– За что, дедушка? – вскрикнула Инга.

– Я погубил эмиранга, – скупо ответил Фридрих. – Такое в пору моей юности не прощали.

– Но ты же сам сказал: целое поколение выросло без эмров!

Он горько усмехнулся.

– Все относительно. Законы в те времена были другими. Эмиранги появлялись все реже, и человек, допустивший гибель симбионта, должен был понести публичное наказание.

Инга почувствовала спазм, словно ей не хватало воздуха. Ведь несколько минут назад она пыталась задержать дыхание, и что из этого вышло? Как же дедушка Фридрих оказавшись один, без эмиранга, сумел выжить?

Он перехватил ее взгляд, и внезапно произнес, в разрез с леденящими мыслями девушки:

– А это уже другая история. Трудная, но по своему счастливая. У меня была тайна, она и помогла выжить. Но давай обо всем по порядку, раз уж зашел такой разговор.

Инга кивнула, даже не представляя, что могло спасти изгнанного из города юношу?

* * *

Фридрих начал рассказ издалека. Его голос теперь звучал спокойно, вдумчиво:

– В пору своей юности я, как и любой подросток, грезил приключениями. Мы с эмирангом надолго уплывали из дома, исследуя окрестности Лазурного Чертога, иногда вопреки запретам взрослых забирались очень далеко. Мир казался таким светлым, лучистым, простым, беззаботным. Мне очень нравился стекловидный лес, особенно в солнечную погоду, когда он весь искрился, полыхал, – я мог часами парить над ним, любуясь преломленным в зарослях солнечным светом.

Отшельник сделал глоток терпкого, уже остывшего отвара, затем продолжил:

– Как-то раз мы с эмром плыли вдоль границы между кристаллическими зарослями и Песчаной Рябью. Помню, что близился закат, и в красноватом сумраке все выглядело таинственным, даже немного зловещим.

Инга слушала, затаив дыхание, невольно погружаясь в эмоциональную атмосферу, словно все происходило с ней, ведь Фридрих описывал знакомые места и явления. Еще девочкой она любила на закате всплывать к вершинам Чертога, любуясь тем, как прощальные лучи солнца играют сполохами багрянца в чаще стекловидного леса.

– Тем вечером мы оказались недалеко от странных скал. Их очертания обычно скрадывали колонии нитевидных водорослей, но к вечеру на границе Ряби возникает сильное придонное течение, оно омывает небольшую возвышенность, пластает водоросли, и я вдруг заметил необычное, обросшее ракушками образование. Мы с эмром подплыли ближе, и точно – из ровной поверхности, оказавшейся вовсе не каменной, выступал овальный контур, на котором крепился массивный стальной обруч с перемычками.

Уже начинало темнеть, нужно было возвращаться домой, но, той ночью я едва смог уснуть, думая о странной находке. На следующий день мы с эмром, никому ничего не сказав, едва рассвело, вновь приплыли к загадочному скоплению скал.

Инга слушала отшельника, едва дыша.

Его голос звучал все глуше, как будто доносился из прошлого.

* * *

Фридрих действительно ощущал себя подростком. Ему казалось, что кончики пальцев вновь осязают неровную бугристую, обросшую ракушками поверхность непонятного обруча, прикрепленного к овальному выступу.

Уже тогда он кое-что понимал в технике. Его родители были потомственными инженерами Чертога, Хранителями энергостанции города, и понемногу приобщали сына к крупицам древнего наследия, готовя его в качестве преемника, но что взять с четырнадцатилетнего мальчишки, охваченного внезапным азартом исследователя? Он поначалу даже не вспомнил, что на энергостанции уже видел нечто подобное – некоторые двери, ведущие в опасные для человека помещения, имели овальную форму и были снабжены аварийными механическими приводами, в виде штурвалов.