оказалась очень доброй, прямо гений доб­роты. Хвалила меня и разговаривала специальным успокоительным голосом.

— Так-так, пушистик, давай, полезай обратно в сумку. Ну-ка! Ай молодец какой, ай умничка.

Она жила в соседней деревне, пешком через лес 20 минут. Пока шли, Люба непрерывно бормотала:

— Надо же ж, выкинем, говорят, и кота, и мобильник. И компутер. Раскидались. Цены вешчам не знают. Нет, я не сужу, зачем. Главное, платют мне хорошо, так никому из деревенских не платют. А откудова у них деньги — не моя забота. Но зачем же выкидывать хорошую вешчь, мы ее в дело применим, нам всё не лишне. Мы люди не гордые, шо уж там.

Я не слушал, мотался на локте в сумке, как пучок морковки с рынка, и укачало меня здорово. Тетка шла ходко, крепкие ноги бодро отталкивали землю и наконец принесли нас к небольшому частному дому. Внутри пахло дымом, живым, не сигаретным, на окнах висел белый тюль, на столике у дивана и на телевизоре красовались кружевные салфетки.

— Располагайся, пушистик. Щас позвоним твоим, поговорим за тебя.

Тут я включился. О чем это она?

Люба села на диван. Из кармана достала сотовый… Погодите-ка… Это же Витин сотовый!

Я вскочил к ней на колени, стал звать хозяина. Тетка отодвинула меня не слишком вежливо:

— Погодь, погодь, знаю, что соскучился. Щас.

Она потыкала кнопки и приложила телефон к уху.

— Витя? — раздался в трубке встревоженный голос Маши. Нашей Маши! — Я звоню, звоню, а ты не отвечаешь, я уже волноваться начала, у тебя что…

— Не тараторь, девочка, — остановила ее Люба.

— Ой, кто это? Я думала…

— Не думай, слушай меня. Я тут работаю у одних этой… горнишной. Ну, не важно. Чем они занимаются, мне неведомо, но нынче приволокли кота в сумке, открыли и удивились, типа, не поняли, откудова он взялся. Хотели на улицу выгнать. А я прибрала себе. Думаю — отдам. Жалко животину.

— Что? Вы хотите в приют его отдать? Я что-то не совсем понима…

— Та ни, в какой приют. Я хочу вернуть его. Вот ты думала, кто тебе звонит? Ты сказала — Виктор? Так вот же ж. Это ж его небось кот. Они и телефон его взяли, и компутер, я не стала выкидывать, из мусора вынула.

— Господи, ничего не понимаю. У вас его Лев?

— Та ни, какой лев, ерунду говоришь. Кот, говорю же, к-о-т. Рыжий, ну! Пушистик такой, и пляшет.

— Ну да, Лев. Его еще Масей зовут. Мася! — сказала она погромче, будто Люба глухая.

— Мрны! — отозвался я. И сразу стал рассказывать все телефону: — Мек-мек-мек…

Но Люба грубо отодвинула меня. Я был весь на нервах — они обо мне говорили. Так разволновался, что стал носиться по комнате — по полу и выше: стол, подоконник, диван, — и потом еще выше: шкаф, полка, телевизор… Я всегда так делаю, чтобы выбросить лишнюю энергию, чтобы меня не разорвало на куски. Я набирал скорость и высоту по спирали. Меня сопровождал целый фейерверк красивых звуков: «Бряк!», «Тыц!», «Бреньк!», «Звяк!»… И наконец большой «Грдычччь!».

Это с телевизора свалились тяжелые часы.

Время остановилось.

Я остановился.

И понял, что упустил нить разговора. Потому что дальше шло непонятное. Люба говорила уже на повышенных тонах:

— А пятьдесят сможешь? Брысь! — Это мне. — А? Сколько? Ни, мало. Пять тысяч за такого красивого котика? Да плюс компутер и мобильный. Несерьезно. Кыш, кому говорю? — Это опять мне. — Как это ни один не стоит! А этот стоит. Одни усищи вон длиной с ладонь. А хвост! И уши, особенно уши… А ну прекрати! — Это мне, как вы уже поняли. — Никакой не шантаж. Возрагнаждение, ясно? Тьфу. Воз-на-граж-дение!

Ответы Маши звучали все тише, как будто она теряла силы, и вскоре я перестал разбирать, что она говорит.

— Ладно, перезвони через час, жду. Не позвонишь — вышвырну вашего придурочного кота, он мне уже весь дом разнес.

Ой, нет, не надо, я сейчас быстро усмирю эмоции. Пардон, Люба.

Мы сидели рядом на диване и смотрели на Витин телефон. Он не звонил. Люба бурчала разное. Я, наоборот, мурлыкал. Потом вдруг вспомнил, что два дня ничего не делал. А лотка у нее нет.

— Гулять.

— Бур-бур-бур.

— Выпусти меня. — Я поскреб обивку входной двери, чтобы ей стало понятней. — Люба, открой, я гулять пойду.

— Тихо, не ори.

— Гулять, да? Быстрей!

— А ну не дери! Ты глянь, уже порвал! От же ж наказание!

— Гулять?

— Ага, щас, я тебя выпущу, и ты сделаешь ноги, вместе с моими денюжками. Сиди спокойно, кому говорю!

Ну, смотри, Люба, я предупреждал. Вода дырочку найдет, как говорит Ёшка.

И я пошел осматривать углы. Нашел один привлекательный за печкой. Хорошо, тепленько. Ох, какое облегчение.

— Ты чё тут шкрябаешь-то? Ах ты… Гад эдакой! Вот я тебя!

Нет, ну интересно. Я же предупреждал. Зачем ты схватила веник? А, понял. И я снова побежал по спирали, набирая высоту.

Когда мы оба выдохлись, Люба рухнула на диван и дрожащими руками взяла телефон. Я отдыхал на полке, в задумчивости трогая лапкой красивую музыкальную шкатулку. Она понемногу съезжала к краю.

— Але, Маша? Ладно, за двадцать забирай. А сколько есть? Ладно, пять так пять. Только быстро. Сегодня же. Сразу. Чухлинка. Ни, не «чудненько». Станция такая — Чухлинка. Дом двенадцать по Чекалинской улице. Сама найдешь, я не смогу его в сумку засу­нуть, он бешеный. Совсем с катушек слетел.

«Бзя!» — сказала, разлетаясь по полу, шкатулка. Ничего музыкального, правда, Люба?

Глава одиннадцатая

А наутро выпал снег

Я проснулся под утро и больше не смог уснуть, стоял и в отупении смотрел в окно. Всю ночь падал снег, жадно покрывая белым осеннюю грязь, и скоро ничего темного в мире не осталось. Где-то там, за белыми дорогами и деревьями, возможно, еще жив мой кот с огромными янтарными глазами, нежнейший из львов. Но больше я его не увижу, не поглажу, не прижму к себе, не зароюсь в теплый водопад рыжей шерсти. Никогда! Бандиты не возвращаются на место преступления, чтобы отдать кота. Глупо надеяться на такой исход, даже думать о том, что это глупо, — тоже глупо. Ничего, ничего не сделаешь в этой ситуации!

И последний роман, почти дописанный, и все задумки, черновики, неопубликованные пьесы, рассказы, стихи — вся моя литературная жизнь была в стареньком тормозном ноутбуке с полустертыми буквами. Этого не восстановишь, никак. Это конец. Ох, дурак эдакий, не копировал ничего. Давно собирался, да руки не доходили.

Разом потерять все! Что за день такой, за что меня так наказывают, в чем я провинился перед Вселенной? И как люди переживают такие удары? Неужели можно начать писать роман с самого начала?..

Под утро, в такую рань, которую и утром-то сложно назвать, когда в животе города по кишкам-тоннелям только-только начали ходить поезда метро, в дверь позвонили. На пороге стояла Маша. Со знакомой черной сумкой, которая нетерпеливо дергалась и мяукала.

От нахлынувших эмоций я не мог сказать ни слова. Втянул ее в квартиру, вытряхнул из сумки кота и компьютер.

— Что тут случилось? Ничего не понимаю, — сказала Наша Маша, оглядывая недоубранный разгром.

Тогда я просто поцеловал ее. И все стало понятно.

Часть вторая

По долинам и по взгорьям

Поверить в эту странную историю трудно, но открою вам великую тайну: все описанные события происходили на самом деле. И мы расскажем о них так, как помним. Мы — это я, кошка Ёшка, и мой рыжий собрат, почти персидский Лев, для своих Мася. Наш хозяин (люди всерьез считают себя нашими хозяевами, представляете?) — Борода, — возможно, тоже захочет добавить свое слово. Если, конечно, мы его спасем.