Радугу Аврамий знал не понаслышке. Его родная сестра была волшебницей Ордена Лив. И семья ничего не слыхала о ней вот уже семь лет – с того момента, как четырнадцатилетняя девочка-подросток без колебаний переступила порог башни магов в Мельине.

Когорта шла неплохо. Легат служил не так долго, однако все старые воинские хитрости знал назубок. В городе достаточно более-менее безопасных крысиных нор, где можно отсидеться. Центурионы не станут спешить выдавать беглецов, если дело, по их мнению, грязное. Однако сейчас манипулы шли ходко и ровно, не нарушая строя, длинной железной змеей, протянувшейся по улицам замершего от ужаса города.

И никто не пытался улизнуть от отработки своего легионерского жалованья.

Белый Город остался позади. Впереди – Кожевенные ворота и за ними – город Черный. Там, где сейчас вот-вот начнется настоящее дело.

Кожевенные порота… Слишком узки. Стары и слишком узки, Манипулам придется перестраиваться на коду. Затор. Потеря времени…

Когорта Аврамия не зря набиралась из мельинских уроженцев. И потому никто не удивился его команде:

– Через стену! На крюках!

Отчего-то легату очень не хотелось протискивать свою когорту, все восемьсот мечей, через узкое игольное ушко старых ворот. Стража от них уже ушла, но тяжеленные створки были наглухо закрыты. Засов – настоящее бревно – задвинут до отказа.

– Открывайте! – бросил легат.

Его когорта уже разворачивалась вправо и влево от ворот. Легионерские сапоги ступали по плоским крышам, во множестве летели забрасываемые за края бойниц крюки с длинными веревками; десятки людей уже лезли вверх.

Несколько воинов рысью подбежали к воротам. Засов медленно двинулся в сторону.

Легат Аврамий отчего-то с тревогой взглянул на вечернее небо – по-осеннему темное и недоброе. И – отошел подальше от Кожевенных ворот.

В следующий миг Радуга показала, что слухи о ее растерянности и неспособности контратаковать, мягко говоря, преувеличены.

Аврамий видел, как это было. Видел, как облака внезапно набрякли алой сияющей каплей. Как эта капля потянулась вдруг вниз, как стремительно истончилась огненная нить, еще удерживавшая страшный подарок магов высоко над землей, и как наконец эта нить не выдержала и огненная капля сорвалась.

Земля встала на дыбы. Жидкий огонь плеснул во все стороны, и все, к чему он прикасался, тоже обращалось в огонь. А, там, куда упала капля, там, где только что были Кожевенные ворота и прилегавшая к ним небольшая площадь (вместе с парой-тройкой домов), там сейчас кипел котел чистого белого пламени. В небе же, разметывая тучи, стремительно рос черно-алый огненный гриб, плюющийся короткими молниями, разбрасывающий вокруг себя десятки и сотни таких же капель, что и породившая его самого, только поменьше…

От десятка легионеров не осталось ничего, даже пепла.

Аврамий с трудом приподнялся на локте. Дорогу преграждал костер – костер, в котором пищей пламени служил сам камень. Горели скелеты привратных башен, горели остовы соседних домов, по несчастью возведенных слишком близко; пылала мостовая, расплавленная алая масса мало-помалу проваливалась все глубже и глубже, словно огонь, раз получив пищу, и не думал успокаиваться. С шипением и треском полыхала стена – точно деревянная, а не из крепчайшего камня. Однако легионеры как ни в чем не бывало продолжали лезть через нее.

Аврамий дал знак сигнальщикам. Пусть разверзнутся небо и земля, пусть облака запылают огнем, когорта должна услышать знакомый приказ: «Рассыпься и жди!»

Удостоив пожар не более чем парой взглядов, легат махнул окружавшим его охране и сигнальщикам. Время идти за стену и им. Когорта ждет.

А маги хоть и сильны, но тоже промахиваются.

«Будем надеяться, что этот промах не останется единственным», – подумал легат, отпуская веревку по другую сторону стены.

Оставаться в стороне, когда его воины штурмуют подворье Лива, Император не мог и не хотел. Вычурные доспехи с гербом державы – разъяренным василиском – были выкованы гномами. Император сам испытывал нагрудник. Пущенное со всей силы копье сломалось, а на блестящей поверхности металла не осталось даже царапины. Давно, очень давно были сотворены эти доспехи... в те годы, когда люди и гномы помирились на время.

Когда вместе сражались против эльфов и Дану. На высокой арочной галерее внезапно появилась облаченная в голубое женская фигура. Император едва успел вскинуть руку, останавливая мигом нацелившихся в волшебницу арбалетчиков.

Он угадал – чародейка высоко подняла не отягощенные оружием руки в знак того, что хочет говорить. Понятно, что маги не нуждались в мечах и стрелах, однако повернутые к врагам открытые ладони всегда означали только одно – знак мира, предложение переговоров.

– Что произошло, повелитель?! – с неподдельным отчаянием в голосе выкрикнула волшебница. – Зачем это безумие? Почему ты убиваешь нас? Что мы тебе сделали?..

Черный камень в перстне Императора потеплел, как и всегда, если рядом начинала твориться какая-то волшба.

Сулле, второму легату и командиру манипулы арбалетчиков, достаточно было одного едва заметного кивка головы повелителя.

Воздух на миг потемнел и сгустился от стрел.

А перед облаченной в голубой плащ чародейкой засветился жемчужно-серый овал призрачного щита. Слишком мало времени оставалось у нее на более изощренное заклятие.

Тяжелые железные дроты, что насквозь прошивали всадника в полном защитном вооружении, бессильно отскакивали от новосотворенной преграды.

– Это твое последнее слово, Император? – донеслось с высокой галереи. – Тогда да узришь ты гнев…

Император вскинул руку. Впереди уже нарастал рев хлынувших внутрь подворья легионеров; у Голубой волшебницы оставалось совсем мало времени на достойный ответ, и Император надеялся, что его черный камень в состоянии хотя бы ненадолго отвлечь чародейку.

Теплота камня означала творение чар. И сейчас эта теплота поднималась от перстня вверх по руке. Камень – и заключенное в нем существо – готовились исполнить приказ. Подарок самой Радуги обращался против нее. Пусть это далеко не самый сильный амулет, не самый сильный талисман, но в течение многих столетий он верой и правдой служил повелителям Империи, он помнил каждое биение сердца каждого из Императоров, он знал вкус их крови, что, случалось, лилась на него из ран; и нынешний владелец перстня верил, что все это не могло пройти бесследно, Вокруг вытянутой руки Императора стремительно сгущалось багряное облако. Все, о чем он мог сейчас мечтать, – это если не рассеять, то хотя бы растянуть прикрывавший волшебницу щит. Силы камня пришли в движение; они видели цель и сами знали, что делать.