— Ну что ж, это начало хорошее, — говорю. — Надо связаться с людьми и усиливать борьбу.

— Я был на днях в Ленино, — говорит Левон. — И знаешь, Вася, как обидно смотреть на то, что за рекой, через мост, советская власть. Там люди живут и радуются жизни. А тут издеваются над этим народом, как захочется. Вот так и хочется в рожу плюнуть и идти к своим.

— Да, Леня, верно ты говоришь. Но плюнуть в рожу войту, этого, друг мой, мало. Надо ему плюнуть так, чтобы на его место другой не нашелся, чтобы их в страх бросило. Ты бы посмотрел, как они издеваются над нашим братом. В армии — над белорусами, украинцами, евреями. Это — иезуиты, это — такая паршивая шляхта, что слов не подберешь для них. О них человеческим словом не скажешь. Я только благодарю за то, что они с меня крестьянскую психологию сорвали: мол, моя хата с краю, я ничего не знаю. Сейчас свое дело я знаю туго. А уходить на ту сторону надо. Но надо, брат, заработать этот уход. Вот видишь, добрые люди уже начало делают. А надо сделать так, чтобы ни войт, ни помещик не разъезжали тут, кто куда задумает. Пускай едут в Польшу и там наводят свои порядки. Ну, мне пора. Юга, ты мне поищи кусок хлеба и шкварки, если есть.

Выйдя из хаты, я еще раз напомнил Левону о конспирации, о том, что он отвечает за жену, что он должен меня связать с моим отцом или братом. «Но к ним домой не ходи. Надо связаться с ними где-нибудь на работе. Одновременно передай им мою просьбу, чтобы они были очень осторожными. Поляки из дефензивы за ними, конечно, уже следят. И главное, передай, чтобы никому не доверялись: соседям и т. д. Продукты мне пускай подвезут, когда поедут на свое поле, на самый рог от корча. Я их встречу послезавтра. С тобой, Леня, давай в воскресенье встретимся на Темной Гряде. Здесь тебе рядом. Во второй половине дня я тебя буду ожидать. Ну, пока. Смотри, брат, в оба. Будь моим разведчиком во всем».

Стояла вторая половина апреля. Весна была ранняя и теплая. Крестьяне подпахивали поля под гречку, сеяли яровую рожь. Одевался, хотя и медленно, лес. Робко, но уже давали о себе знать птицы. Зеленели луга. Зная обычаи и поведение наших людей, пришлось забираться на дневку подальше в лес.

День большой. Передумалось многое. Вечером пошел в деревню, осторожно, по задворкам, к местам, где гуляет молодежь. Меня тянуло услышать живое слово, узнать отношение молодежи к оккупантам. На второй день в условленном месте Векорово я встретился с братом Степаном и отцом, которые сразу же пожурили меня за поведение, за то, что всей семье придется терпеть всякие невзгоды, издевательства со стороны польских властей, а потом пришли к заключению, что так надо!

Только действовать нужно очень умело и осторожно, связь с ними я буду держать редко, и то через надежных посторонних людей, и какие бы ни учинялись допросы в отношении меня, у них должен быть один ответ: мы его не видели и ничего про него не знаем, с тех пор как вы его забрали в армию. Я подчеркнул еще:

— Они над вами специально шпионов поставят, даже тех, которые с вами внешне в хороших отношениях. Никому не доверяйтесь, а что где хорошее услышите, то через Левона передайте, но с ним вы тоже открыто нигде не встречайтесь.

А потом дней пару пришлось мне ждать партизанского гонца…»

КИРИЛЛ ОРЛОВСКИЙ

Партизанской войне принадлежит чисто стратегическое значение. Партизанская война есть орудие стратегии и представляется одним из самостоятельных и притом могущественных средств стратегии для борьбы с противником.

Ф.К. Гершельман. Партизанская война, Санкт-Петербург, 1885 год

Из автобиографии В.З.Коржа: «… В декабре 1921 года мобилизован в польскую армию, откуда бежал, вступил в отряд К.П. Орловского, где был на боевой работе до 15 мая 1925 года, участвовал в боевых операциях, сотни раз переходил границу».

Встреча с Кириллом Прокофьевичем Орловским стала для Василия Коржа знаковой в судьбе, и их отношения переросли со временем в крепкую боевую дружбу на всю жизнь.

События 1920—1922-х годов на территории Западной Белоруссии, оккупированной Польшей, в советской историографии трактовались как начало национально-освободительного движения белорусов за объединение исторической родины.

А ведь и в самом деле, в этот и последующий периоды польские власти сделали все для того, чтобы осуществить полонизацию белорусов (со всеми вытекающими отсюда репрессивными последствиями), что, конечно же, вызывало их адекватную ответную реакцию. И в XXI веке эти обстоятельства из исторической памяти народа не вычеркнуть, особенно в контексте некоторых современных событий.

Тогда, после заключения в марте 1921 года Рижского мирного договора, на территории Западной Белоруссии под руководством Компартии (КПЗБ) начинались отдельные повстанческие партизанские выступления. Суть политики советского руководства в тот период заключалась в их поддержке в расчете на последующее перерастание в широкомасштабное массовое выступление. Однако сил и средств для этого было явно недостаточно. Да и само население было к подобной борьбе не совсем подготовлено.

Действуя небольшими отрядами и группами, партизаны нападали на полицейские участки, гминные управы, жгли помещичьи усадьбы. К концу 1922 года в Западной Белоруссии насчитывалось до 6000 партизан. Наиболее широкий размах партизанские выступления имели в Барановичском, Вельском, Вилейском, Гродненском, Лидском, Лунинецком, Пружанском, Столинском уездах. Судя по заявлениям тогдашнего премьер-министра Польши Грабского, в 1922 году на территории Западной Белоруссии было отмечено 878, а в 1923 году — 503 партизанские операции.

В свою очередь Разведупр (Разведывательное управление) Штаба РККА начало переброску на территорию Западной Белоруссии вооруженных групп. Основная их задача заключалась в организации массового сопротивления польским властям. Эти действия координировались с выступлениями партизанских отрядов под руководством Коммунистической рабочей партии Польши (КРПП) и входившей в нее Компартии Западной Белоруссии (КПЗБ).

Предполагалось, что проникающие в восточные (с польской стороны) воеводства отряды военной разведки станут ядром мощного партизанского движения на исконно белорусских и украинских землях. Эти мероприятия военной разведки получили тогда термин «активная разведка». Причем о подобной деятельности 2-го отдела Разведывательного управления Штаба РККА до конца не знали даже в ВЧК (позже ОГПУ). Некоторая разрозненная информация (из которой нельзя было сделать окончательные выводы) имелась в ЧК (ГПУ) БССР. Впрочем, большинству участников партизанского сопротивления в ту эпоху было не до всех этих «высоких материй» и «философии войн», поскольку жесткие реалии бытия диктовали