Розе тут тоже не по себе. Она по-прежнему воркует с папой, но мы её постоянно доводим, поэтому ей не до красот природы. Как она позеленела, когда я будто случайно, а на самом деле нарочно, зацепила веткой её дурацкие колготки с рисунком, которые сохли на верёвке. В деревенском магазине нашлись только дамские бежевые, и старушка Роза готова была душу продать — лишь бы поскорее оказаться в универмаге в отделе "Носки-чулки".

Супермаркет ей тоже не нравится, потому что в нём не найти свежих овощей и фруктов и хлеб продаётся в нарезке в целлофановых пакетах.

Да, но папа говорит, что будет выращивать в саду малину, помидоры и зелёную фасоль и попробует сам испечь хлеб.

Ты и уши развесила! Папа и тоста подсушить не может! Бабушка всегда говорила, что он ни на что не способен!

А папа говорит, это всё потому, что она никогда не позволяла ему как следует развернуться, вечно ворчала: "Ну-ка, нечего путаться под ногами! Марш из кухни!" Господи, как нам плохо без бабушки! Хоть бы она жила здесь, с нами!

Нет, хоть бы мы жили в старом доме, а не в этой дыре. Мы в неё не вписываемся!

Папин магазин тоже не вписывается, особенно сейчас. Обычно антикварные магазины красят белой или бледно-бежевой краской. Стены папиного магазина сначала тоже были грязно-белого цвета — вот он и решил их немного оживить.

— Назову его "Красный книжный магазин", — сказал он. — В честь моих трёх девочек. Рубины красные, гранаты и розы — тоже. Давайте попробуем выкрасить его в красный цвет!

Он поехал в ближайший хозяйственный, что в нескольких километрах от нашей деревни, и вернулся с тяжёлыми банками ослепительно алой краски. Предполагалось, что мы с Руби будем помогать Розе зачищать стены от старой побелки, но через десять минут работы сестра швырнула губку в ведро, процедив сквозь зубы:

— Нам надоело играть в эту игру, — и гордо удалилась.

Что мне оставалось делать — я последовала за ней.

— Эй, ну-ка вернитесь, лентяйки! — крикнула Роза и запустила в нас губкой.

Руби вовремя уклонилась. С губки капала вода. Руби поймала губку и прицелилась. Надо признаться, у неё глаз — алмаз, губка угодила прямо Розе в нос.

Мы бросились бежать со всех ног. Бродили по деревне, гуляли вдоль ручья, пошли на речку, но было очень грязно, а мы без сапог… Я поскользнулась и плюхнулась прямо в грязь. Вид у меня был ещё тот! Руби нещадно надо мной подтрунивала, и настроение вконец испортилось. Попробовала оттереть грязь травой, но ничего не получилось.

Я расплакалась, а Руби рассердилась:

— Почему ты вечно ведёшь себя как маленький ребёнок? Сама виновата, что поскользнулась. Ну и что в этом страшного? Подумаешь — испачкала старые джинсы! Она не посмеет нас отругать, потому что она нам никто — не мама и даже не родственница. Хватит хныкать!

— Как я в заляпанных джинсах пойду по деревне?! Меня же засмеют!

— Больше им делать нечего! Никто и внимания не обратит — ты уж мне поверь! — заявила Руби.

Но она покривила душой. Меня заметили. Ребята, что ловили рыбу с моста, во все глаза уставились на нас. Ну, во-первых, мы недавно приехали, а во-вторых, мы же двойняшки! Мальчишки сразу заулюлюкали и стали кричать разные глупости.

Руби и не подумала улизнуть, как я рассчитывала, а схватила меня за руку, крепко её сжала и слегка тряхнула, чтобы я опять не вздумала разреветься. Потом направилась прямиком к мальчишкам. Лицо у сестры сделалось красное, как рубин, что вполне соответствовало её имени.

— Ну и что здесь смешного? — спросила она, подойдя ближе и подав мне знак, чтобы я её слушалась.

— Что смешного? — повторили мы хором.

Среди парней были не только наши ровесники, но и ребята постарше. Руби это ничуть не смутило.

Мальчишки поменьше отступили. Я их тоже здорово напугала. А как же — маршировала с Руби нога в ногу, говорила с ней в один голос… Когда мы ведём себя подобным образом, многие впадают в панику.

На парней постарше это вряд ли произвело должное впечатление. Толстый бугай грязно выругался, и все снова загоготали.

— Ах, оказывается, вам смешно, что кто-то случайно испачкался?! — сурово спросила Руби.

— Смешно, да? — повторили мы в унисон.

Потом Руби посмотрела на меня, перевела взгляд на грязную траву, и я знала, что за этим последует — нужно было, как автомат, повторять за ней. Мы нагнулись, окунули руки в лужу, распрямились — и, пока они на нас глазели, залепили им грязными комьями прямо по физиономиям.

— Ну что, получили? Что ж вы не смеётесь? — спросила Руби, и мы бросились наутёк.

Парни помчались за нами, но мы бегаем очень быстро, поэтому скоро они остались далеко позади. Легче от этого не стало — ведь в перепачканных джинсах до нормального вида мне тоже было далеко.

— Они сейчас выглядят не лучше, — пробормотала Руби, переводя дыхание. — Ну и рожи у них были! Ах, вот здорово! Ну-ка, улыбнёмся нашей фирменной улыбкой! Мы молодцы, близнецы-удальцы! — оскалив зубы, скомандовала Руби.

— Мы молодцы, близнецы-удальцы! — покорно отозвалась я, хотя мне совсем не хотелось улыбаться.

Обычно, находясь в приподнятом расположении духа, мы исполняем близнецовский ритуал. Руби засовывает пальцы в уголки моего рта и растягивает его в улыбку, и я проделываю с ней то же самое.

С большим трудом мне удалось изобразить улыбку, какую вырезают в тыкве на Хэллоуин. Я постоянно оглядывалась назад — не пришло ли кому-нибудь в голову продолжить погоню.

— Не волнуйся! Мальчишки вернулись к своим дурацким удочкам, — почувствовав моё волнение, успокоила Руби.

— Но они всё равно когда-нибудь нас поймают, да? — пролепетала я, пытаясь удержать на лице близнецовский оскал.

— Ну, мы их сами заловим, — беспечно сказала Руби. — Особенно того, толстого!

— Они нас возненавидят. Ведь придётся учиться в одной школе, да? — Мой оскал превратился в печальную гримасу.