– Мунтян, коробки составить под стенку. Личный состав – в расположение, можешь сразу в столовую, – он поднял кисть с «командирскими» часами к глазам и отметил: – Через двадцать две минуты ужин.

– Есть, товарищ капитан-лейтенант, – и почти сразу по лестнице вниз прогрохотали сапоги личного состава.

Зацепин осторожно заглянул в щель между дверью и дверной коробкой и вежливо поздоровался:

– Здравствуйте, Зоя Игоревна. Разрешите?

– Извините, Андрей, – стушевалась я, отпрянув от двери, – сама не знаю… здравствуйте. Просто не ожидала... не ждала гостей, в квартире не убрано. Вас отправили старшим? А с какого такого, извините… подразделения?

– Не совсем старшим, – сдержанно заулыбался он, – так я войду?

– Да заходите, конечно. Что вы хотели? – уступая место, я попятилась вглубь крохотной прихожей и уставилась на него со всем вниманием. Всегда с удовольствием смотрела на этого парня – положительный во всех отношениях, спокойный, симпатичный, да еще и танцует, как Бог.

Когда-то в одно время со средней школой я закончила еще и студию спортивных танцев. Давно это было, но что-то все еще помнилось и умелось. И все равно в самом начале я чувствовала себя в его руках тряпкой, которую терпеливо таскают по полу. Вот он танцевать умел – так же, еще до поступления в военное училище, занимался в танцевальной школе и даже участвовал в конкурсах.

Зацепин сам предложил себя в наши артисты, и я очень обрадовалась тогда. Но оказалось, что более... а скорее – менее приличную пару для него могла составить только я. И то – несколько недель он обучал меня практически с нуля. Потом, конечно, я приноровилась. Но какой-то уважительный, что ли, трепет перед его талантом чувствовала до сих пор. А еще хотелось, чтобы мои мальчики, окончательно повзрослев в будущем, производили такое же сильное впечатление.

Плотно прикрыв за собой дверь и не глядя на меня, неожиданный гость снял фуражку, положил ее на полочку и аккуратно пригладил свои короткие светло-русые волосы. Потом снял и аккуратно повесил на свободные плечики форменную куртку. И, кажется, собрался разуваться.

– Андрей, я должна была сказать сразу – внутри… то есть в самой квартире помощь мне не нужна, – отмерла я, – вы можете идти. Только подайте, пожалуйста, коробки.

– Мне нужно поговорить с вами, – поднял он взгляд от ботинок.

– По просьбе мужа? – подобралась я и ощетинилась внутри ежиком: – Что-то передать на словах?

– Нет. Раньше я… – судорожно вздохнул он, – у меня было уважение к Виктору Александровичу. Сейчас его нет, и я считаю, что теперь имею…

– Андрей, – резко запаниковала я, и даже зачем-то схватила его ладонь и потрясла ее двумя руками: – Я так благодарна вам за сочувствие. Больше того! Вы единственный пришли вот так и… проявили его. А то… видите? – подняла я на весу свою руку с подрагивающими пальцами.

– Вот… я только сегодня из госпиталя. Нервы ни к черту, тремор – вы видите? Я собиралась отдохнуть, немного поспать.

– Простите, я не подумал. Виноват, – отступил он к вешалке и стал быстро одеваться. Уже водрузив на голову фуражку, вдруг предложил, глядя с несмелой надеждой, от чего у меня дрогнуло сердце:

– Заклеить коробки, вынести их, отправить…? Я все это… могу помочь. Завтра, например. Весь день я свободен. Когда вы уезжаете?

– Спасибо, Андрей, но мне уже обещали Силины. А когда? Пока даже не скажу. Как решу, так сразу.

Почти шагнув уже за порог, он резко оглянулся, уставившись на меня потемневшими глазами:

– Если так дрожат руки то, наверное, нужна помощь. Прямо сейчас. Врача? Если так плохо?

– Нет, не так… просто последствия. Отголоски. И еще усталость. Спасибо за ваше беспокойство, Андрей, – жалко улыбалась я, чувствуя, что вот прямо сейчас и разревусь. Невыносимо...

– Извините. Отдыхайте, Зоя, – прикрыл он за собой дверь. Щелкнул замок, и я закрыла рот, добавив Игоревну уже про себя. Или я совсем ничего не понимаю в этой жизни, или этот мальчик сейчас приходил объясниться мне в любви. Сильно похоже на то. И вот только этого мне сейчас и не хватало для полного счастья…

Затащив в квартиру коробки, о которых в волнении забыл Зацепин, и потушив свет в прихожей, я остановилась в дверях гостиной, обводя взглядом царивший там хаос. Выключив свет и здесь тоже, прошла в темную спальню и села на кровать, уткнувшись взглядом в светлое пятно обоев между дверью и шкафом. Я же не обидела его? А то кто их знает, этих современных гусар? Он очень… тонкий и артистичный. Молчаливый. Впечатлительный, наверное.

А потом мысли повернули не туда. Наверное, вот это и есть она – расплата за легкомысленное поведение, о котором говорила Саня. За все эти фокстроты с самбами, пускай и в относительно скромном исполнении. Я же тогда обиделась на нее, а оно вот…

Хотя сама я не припомню, чтобы раздавала когда-нибудь настоящие авансы или давала повод думать, что приму неприличное предложение. Ничего такого и не было. И даже если бы вдруг случилась с моей стороны внезапная любовь, я просто не решилась бы на нее. Против этого у меня есть прививка.

Это случилось еще на Белом море – вместе с Виктором служил Саша Друнин. В ту ночь он стоял в наряде – какой-то второстепенный пост, потому что без оружия. А может, дежурство на телефоне. Тогда часто объявляли учебную тревогу и матросики по вечерам и даже среди ночи бегали по подъездам и стучали в двери:

– Оповещение!

И передавали под роспись приказ прибыть в часть на построение, на это давалось какое-то время. Офицеров оповещали по телефону дополнительно. Ну, это неважно. Важно то, что у Саши была возможность незаметно отлучиться на полчаса, а еще там, где он дежурил, росла черемуха. И цвела. Он наломал букет и с этим веником наперевес рванул дворами к любимой. Такой романтический поступок… красивый – жена просыпается утром, а на прикроватной тумбочке для нее благоухает черемуха.

Он тихо открыл входную дверь, на цыпочках пронес цветы в комнату и увидел свою Иру, спящую в обнимку с их лучшим другом. Букет он просто положил там, где и планировал, а сам пошел к нам, к Виктору. Разбудил…

Они сидели на кухне, а я стояла за закрытой дверью и слушала. Саша говорил и плакал. Мужчины страшно плачут.... Это было похоже на агонию – ему не хватало воздуха, и он втягивал его в себя противно – с влажными хрипами и краткими подвываниями. Потом на какие-то секунды брал себя в руки и часто дышал. И тогда за дверью становилось сравнительно тихо… и еще более страшно. Хрипел опять…

Виктор налил ему стакан водки. Потом вышел в прихожую, и мельком взглянув на меня, позвонил командиру. Доложил, как обстоит дело и осторожно предположил, что нужно поставить кого-то в наряд вместо Друнина.

Как орал в трубку командир, я слышала даже отойдя к дверям спальни:

– Бросить службу из-за бл…и?!!! Непостижимо... Вы там совсем ох…и?!!! Присмотри за этим м…ком, Усольцев! Твою ж ма-а-ать! Мелькнет где – сам подвешу за яйца! Выполнять!