Пассажир остался в машине и лишь опустил тонированное оконное стекло. Он закурил и стал с терпеливой скукой смотреть на самолет, возле которого бродили какие-то люди в синих комбинезонах и стояла громоздкая оранжевая машина технической помощи. С той стороны доносились обрывки негромких разговоров да изредка глухо постукивал металл. Все люки самолета были открыты, из-под крыльев неопрятной бахромой свисали какие-то не то шланги, не то кабели – пассажир лимузина скверно разбирался в технике. Однако здесь, на аэродроме, он присутствовал именно как технический консультант, мнения которого всегда оказывалось достаточно, чтобы отменить полет.

Впрочем, все, что от него зависело, он сделал накануне, а сюда заехал перед отлетом в Москву, чтобы проверить, подтвердилось ли высказанное им предположение. Он-то знал, что не ошибся, но нужно было, чтобы начальник личной охраны этого их президента, явно метящего в монархи, лишний раз убедился во всем своими глазами и чтобы это произошло в присутствии консультанта. А то что то он в последнее время смотрит не то чтобы волком, но как-то искоса, будто подозревает его в… э… Ну, да чего греха таить! В мошенничестве. В шарлатанстве. Каков наглец! Вот теперь пусть сам все увидит своими узкими степными гляделками и засунет свой поганый язык туда, где ему следует находиться. Жалко, что его хозяина при этом не будет, но тут уж ничего не поделаешь. Не потащишь же первое лицо государства в такую несусветную рань на аэродром только затем, чтобы он посмотрел, как начальника его личной охраны тычут плоской мордой в дерьмо!

Консультант курил, стряхивая пепел прямо себе под ноги, хотя к его услугам была вмонтированная в подлокотник уютного кожаного сиденья пепельница. Он равнодушно смотрел на сверкающий, разрисованный полосами цветов государственного флага, украшенный затейливым здешним гербом «Туполев». Ничего нового для него в этой картине не было. Контракт, согласно которому за очень солидное вознаграждение он был обязан периодически подвергать экстрасенсорному обследованию самолет главы государства – не только этого государства, но и парочки других, не говоря уж о личных воздушных судах некоторых олигархов, – продлялся уже дважды. Эти контракты приносили солидный доход, а главное – добрую славу, поскольку до сих пор консультант не ошибался ни разу. Приходилось прилагать определенные, и притом немалые, усилия, но дело того стоило.

Консультант знал, что сегодня этот самолет никуда не полетит. Во время вчерашнего обследования он обнаружил неисправность в системе подачи топлива. Какую именно, он сказать не мог, поскольку «обнаружил» – не совсем то слово. Скорее, почувствовал, ощутил… Одним словом, предсказал. И нет ничего удивительного в том, что начальник охраны так на него косится. Он – прагматик до мозга костей, верящий только в смекалку, хитрость и силу оружия, и ему непонятно, как можно получать многотысячные гонорары за заявления типа: «Тут что-то не так с подачей горючего, может быть беда». Ему подавай экспертное заключение на двадцати пяти страницах, в котором описано состояние каждого шланга, каждого проводка системы зажигания, каждого винтика и кнопки… Как будто он сам хоть что-то в этом понимает! Ладно, дай только срок, получишь ты свое экспертное заключение…

Из открытого люка в серебристом, отполированном до блеска брюхе «Туполева» показались чьи-то ноги. Человек спустился на бетон по передвижной металлической лесенке на четырех толстеньких резиновых колесах. На нем был синий комбинезон техника, в лучах восходящего солнца поблескивала загорелая лысина в обрамлении нуждавшихся в стрижке седых волос. Спрыгнув с последней ступеньки, техник заметил лимузин, из окна которого его разглядывал консультант, и сразу же отвернулся, как будто это ему было неприятно. На грубом прямоугольном лице экстрасенса с густыми бровями и длинной, почти до бровей, прямой темно-русой челкой появилась легкая пренебрежительная улыбка: он презирал людей, которые сначала берут деньги, а потом стараются обвинить в собственной жадности других. Впрочем, личные моральные качества техника были тут, по большому счету, ни при чем: в той или иной мере консультант презирал всех людей без исключения. Он чувствовал себя настолько мудрее и старше всех этих бессмысленно копошащихся вокруг муравьев, что даже не сердился, когда его во всеуслышание обвиняли в шарлатанстве или пытались поймать на каких-нибудь финансовых махинациях вроде неполной уплаты налогов.

Техник подошел к стоящему поодаль, возле оранжевой аэродромной машины, инженеру в мятом пиджаке и рубашке с открытым воротом и стал что-то ему говорить. Инженер слушал внимательно, глядя при этом не на собеседника, а на открытый люк в брюхе самолета, и время от времени кивая головой. Потом он обернулся и бросил в сторону лимузина долгий, внимательный взгляд, в котором консультанту почудилось опасливое восхищение.

После этого инженер в сопровождении техника двинулся к машинам, причем как-то так, что было непонятно, куда, собственно, он держит путь – к лимузину или к джипу охраны. Губы экстрасенса снова тронула пренебрежительная усмешка: чтобы понять, что движет этим потрепанным типом в мятом пиджаке, не нужно было обладать способностью читать мысли. Он был виден насквозь и целиком, как положенное на ладонь стеклышко от наручных часов. По идее, доложить о результатах проверки следовало начальнику охраны – человеку, который по долгу службы нес ответственность за безопасность первого лица государства. Но и пройти мимо лимузина, в котором сидел ясновидец, не засвидетельствовав ему, чудотворцу, свое глубочайшее почтение, инженеришке было боязно. Вот он и рулил куда-то в просвет между багажником лимузина и радиатором джипа в надежде, что кто-нибудь придет ему, недотыкомке, на выручку.

Продолжая презрительно усмехаться, ясновидящий выбросил окурок в окно. От джипа навстречу инженеру уже шел, широко шагая, начальник охраны в сопровождении двух своих бойцов. Он не умел читать мысли, но обладал достаточным жизненным опытом, чтобы понять, какая проблема не дает покоя инженеру, и взял инициативу в свои руки – во-первых, в интересах дела, а во-вторых, наверное, затем, чтобы этот дурень не уронил его авторитет в глазах подчиненных, первым делом сунувшись к лимузину с изъявлениями благодарности. «Урод», – подумал ясновидящий, сам толком не зная, кого имеет в виду – начальника президентской охраны, инженера, ответственного за техническое состояние самолета, или техника, который только что, пару минут назад, подтвердил блестящее предсказание. Собственно, с его точки зрения, все они были уродами, неспособными разобраться даже в самых простых вещах.

– Поразительно! – донеслось до него восклицание инженера, адресованное начальнику охраны. Тот что-то спросил, и инженер в ответ широко взмахнул руками, как будто собираясь взлететь без помощи техники, которая опять его подвела. – В точности как и было предсказано! Трещина в трубопроводе. Микроскопическая. Но если бы в полете, под давлением, она увеличилась… Нет, об этом даже думать страшно!

«Трещина в трубопроводе, – подумал ясновидящий. – Вот, значит, что это было. Микроскопическая… Да, найти ее, наверное, было непросто».

Он посмотрел на техника. Техник стоял позади начальства, немного в сторонке, ссутулившись, опустив испачканные смазкой руки, и старательно держался к лимузину спиной. Ясновидящий подумал, что это он зря. На его месте любой нормальный человек пялился бы на такое диво дивное – экстрасенса, сумевшего обнаружить неисправность в огромном самолете, не подходя к нему ближе чем на десять метров, – во все глаза. А этот стоит спиной, как будто ясновидец для него обыкновеннейшая вещь, не вызывающая ни малейшего интереса. Как бы начальник охраны чего-нибудь не заподозрил. Дурак-то он дурак, но глаз у него наметанный, и хитер он, как старый лис…