Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец, тайна раскрылась. Сначала Ярик громко и разборчиво (он все время говорил так) обратился к нему по имени — Ион. Ион? Но как же это… Может, Ян? Или, на худой конец, Иона? Хотя нет, во времена его рождения — лет тридцать назад, стало быть — мудреные старославянские имена еще не вошли в моду. И тут, непонятно в каком контексте, в разговоре прозвучала фамилия — Криштяну. Ион с улыбкой вскинул голову ей навстречу, словно услышав что-то очень близкое. Так и есть, это его фамилия. Кусочки паззла сошлись. Ион Криштяну. Молдавия. Ну конечно! Единственная советская республика, говорившая на романском (романтическом!) языке, так же как Италия, Франция, Испания. Это в мыслях Танюши роднило ее с просвещенной Европой, хотя, глядя на молдавских гастарбайтеров, в это трудно поверить. К тому же, романские корни в молдавском языке прячутся за варварскими суффиксами — Криштяну, Боиштяну, Эминеску… Так думала Танюша, всей душой радуясь, что корни этого чудесного человека уводят именно туда, в Молдавию. А значит — в молдавские сказки, которые она обожала в детстве. Новая вводная помогла, наконец, поймать ускользающие подвижные черты и приложить их к имеющемуся в воображении типажу. И они сразу совпали. Вот черные, густые, длинные брови домиком, почти сросшиеся на переносице; под ними большие, глубокие, чуть итальянские глаза. Нос, конечно же, с горбинкой — иначе и быть не может, того требует прекрасный жанр. Лицо треугольное, и подбородок немного длинноват и островат — но и слава Богу, потому что с брутальным квадратным подбородком он был бы настолько хорош, что Танюша не посмела бы задержать на нем взгляда. А этот острый уголок придавал Иону что-то забавно-детское, что сразу разрушало ненужную правильность его средиземноморского лица. В узком пространстве подбородка помещались губы — мягкие, тоже сложенные треугольником. Из-за недостатка места они не смогли превратиться в так называемый «мужественный рот» — длинный и самоуверенный; никогда широко не открываясь, он важно роняет тщательно выверенные слова. А маленькому треугольному рту Иона ничего не оставалось, как все время улыбаться.
Теперь понятно, откуда в его речи эти мягкие завершения согласных и певучие гласные. Но с этим милым акцентом он произносил изящные фразы, выдающие больше, чем просто хорошее образование — а именно начитанность. Правда, он словно бы стеснялся этого; стоило ему в очередной раз «выдать» себя, как ему казалось, неуместно претенциозной репликой, как он стремился исправиться, окунаясь в простоту — но никогда не грубую, а лишь ласково-дружескую. Кто же он? Как здесь оказался? Может, он бывший студент, каким-то образом поступивший в российский ВУЗ, а затем постаравшийся зацепиться в более сытой, чем его бедная Молдавия, стране? Как жаль, что она этого никогда не узнает… А он тем временем снова, уже который раз за вечер, с улыбкой протягивает руку за ее кружкой, чтобы зачерпнуть ей чая из котла. Удивительно — она ведь даже не просила об этом, не осмеливалась — хотя и очень хотела чая, да все ленилась встать. Как он всегда успевает заметить, что ее кружка, спрятанная в ладонях, уже пуста? В последние несколько минут — эге, а она, оказывается, не спускала с него глаз! — он вовсе не смотрел на нее, а разговаривал с другими. Но стоило ей подумать, как было бы хорошо, чтобы… как он тут же повернулся и заботливо протянул руку за кружкой.
— В-вы… вы случайно не из Молдавии? — спросила она робко, словно надеясь, что он ее не услышит.
Но не тут-то было — он обладал способностью слышать любой звук, какой хотел, даже сквозь сплошные помехи чужие разговоров.
— Да, да! — Радостно блеснула улыбка, в черных глазах зажегся ласковый свет. — Но только не «вы», а «ты». Так и есть, из Молдавии!
— А как вы… как ты здесь ока…
Тут волна разговора позади Иона захлестнула его своим гребнем: Виктору оказалось очень важно, чтобы Ион срочно показал Даниле — ремонтнику танюшиной группы — какую-то особый, изобретенную Виктором фиксатор ботинка в креплении. Волна упала и разделила Иона с Танюшей.
— Я тебе потом все-все объясню, — пообещал он, протягивая к Танюше руку, словно не хотел ее отпускать. Но тело его уже повернулось к мужским собеседникам — выполнять свой долг, разыскивать лыжу, нести ее к костру и демонстрировать Даниле, нахваливая техническую сметку Виктора. — Все-все!
«Не успеешь», — вздохнула Танюша.
Так оно и вышло. Вскоре безмятежность посиделок нарушила подготовка шатра к ночлегу. Танюшу позвали вместе с другими стелить коврики, кто-то поспешил докалывать на ночь дрова, кто-то стал носить их в шатер, девушки принялись складывать их в поленницу — словом, ей было уже никак не вернуться на старое место, чтобы еще немножко помедлить с кружкой чая в руках. Да уже и некуда было возвращаться: замкнутый круг разорвался, люди, как по команде что-то вспомнив, стряхнули с