— Только о Вас, о ком же ему ещё думать! — заверила Виктория.

Наверное, именно про этого Линара ей рассказывала графиня Щербатова — был у принцессы до свадьбы неудачный роман с саксонским посланником, увлечение стало достоянием гласности, амурные отношения на корню пресекли: посланник был отозван своим двором, а за принцессой Анной установлен строжайший надзор. И Виктории стало жаль Анну Леопольдовну: вот ведь, даже беременная не о предстоящих родах думает, а о каком-то графе, и ни эсэмэску не отправить, ни по вацапу не поговорить… И Вика приступила к изложению:

— Вы, Ваше Высочество, можете не переживать. Никуда Ваш Линар от Вас не денется…

Анна Леопольдовна ловила каждое слово, кивая в такт Викиным фантазиям о скором счастье взаимной любви. Юлиана Менгден ошеломленно слушала, и её большие карие глаза округлялись.

— А как же быть с Антоном Ульрихом? — почти одновременно спросили слушательницы, и Виктория запнулась на полуслове: конечно, принц из тех, кого только обнять и плакать, такого даже воробьи во дворе унизить могут, но он законный муж. Как-то за разговором Виктория о нем и позабыла.

— А Его Высочество в поход пойдет, — легко определила Виктория судьбу принца, и запнулась: муж, значит, на войне, а принцесса в тылу отрывается по полной. Опять же тетка Анна Иоанновна, её-то рассказчица совсем из вида упустила, такого морального разложения не потерпит. И Виктория развернула рассказ на сто восемьдесят градусов.

— Счастьем для графа Линара будет лишь издали видеть Вас, и каждое утро он будет присылать Вам стихи о любви к Вам, написанные им ночью…

Разговор затянулся. Юлиана, взволнованно путая русские и немецкие слова, поведала о своем тайном чувстве к князю Салтыкову, но ей взаимности Виктория не пообещала. Во-первых, лимит хороших прогнозов на сегодня был исчерпан, а во-вторых, князь Салтыков — надменный мажор. Виктории он не нравился — фуфло, а не жених: весь на понтах, как на пружинах, губки тонкие поджаты, и лицо важное, будто нефть у себя в унитазе обнаружил… Впрочем, нефть пока здесь не актуальна, как и унитазы. Но то, что для Салтыкова такая красотка, как фрейлина принцессы Анны Леопольдовны, слишком жирно будет, Виктория определила сразу.

— Вас, Юлиана, ожидает другая, блестящая партия: Вы ещё встретите своего принца на белом коне, — вдохновенно врал новоявленный оракул.

— На белом коне? Почему на коне? — изумились вопрошающие.

Виктория Чучухина запнулась на полуслове: ни фига ж себе! Они, похоже, даже про принца на белом коне, о котором каждая уважающая себя девушка мечтает, не знают… Пришлось и это объяснять.

VI. Санкт-Петербург, 4 августа 1740 года

К Виктории Чучухиной стал заходить в гости адъютант лейб-гвардии Измайловского полка Сергей Афанасиевич Мальцев. В гости — это, конечно, сильно сказано: заглянет на пару минут, поинтересуется здоровьем, расскажет что-нибудь забавное и обязательно гостинец оставит — леденец на палочке, пирожок, грушу в шуршащей бумажке…

— Сергей Афанасьевич, Вы со мной как с ребенком, — кокетливо улыбалась Виктория.

Мальцев смущался, бормотал что-то невнятное и убегал по своим нескончаемым адъютантским делам.

Во дворце всё про всех было известно, как эта утечка информации происходила без жучков и видеокамер, Виктория могла только предполагать. А в покоях императрицы появилась новая тема для шуток — перестарок Виктория окручивает молоденького жениха. Двадцать лет — возраст для замужества поздний, в пятнадцать лет уже невестами становятся, про двадцатилетних говорят: «в девках засиделась», а тут — двадцать семь, и замужем не была, но к ней заходит молоденький гвардеец — смешно — поток острот не иссякал. Виктория не обижалась: чего на эти дурацкие шутки обращать внимания, когда вон как круто над ней сама жизнь подшутила! Про её, ставшими частыми, посещения покоев Анны Леопольдовны тоже было известно императрице, но эта тема не обсуждалась. Анна Иоанновна племянницу любила, а теперь, когда та милостью Божию обеременела, самодержица, тревожась за неё и не рожденного покуда преемника престола, вовсе запретила упоминать принцессу всуе.

Тем вечером императрице немоглось: она рано отправилась ко сну, потому Виктория оказалась предоставлена самой себе. Такая приятная неожиданность выпадала редко, но чем себя занять Вика не представляла. Огонек свечи дрожал, и метались по стене фантастические тени, пугая своей схожестью с живыми существами. Сейчас бы напустить полную ванну пены, залезть в неё с глянцевым журналом, а потом закутаться в махровое полотенце и, поудобнее устроившись в кресле, позвонить Дашке или Ксюхе. Или поставить своё любимое кино с Эштоном Кутчером, а можно включить компьютер и полночи прококетничать с кем-нибудь живущим на Камчатке или даже в Америке, а ещё можно достать из холодильника банку пива, заказать пиццу… Виктория больше не могла сдерживаться и зарыдала. Как же она не понимала, что у неё было всё, что можно пожелать, всё, кроме Вуколова. Да бог с ним, с Вуколовым, пусть бы и дальше свой ядский порошок улучшал, а она бы и без Вуколова чудесно жила в прекрасном двадцать первом веке и радовалась каждому бензиновому выхлопу. Виктория хотела к маме, к бабушке, к горячей воде в водопроводном кране и орущей под окнами автомобильной сигнализации. «Валерочка, миленький, забери меня отсюда!» Смог же Вуколов этот гадкий порошок ей подсунуть (что она сама влезла, куда не следует, Виктории в тот момент думать не хотелось), должен суметь и какой-нибудь антипорошок ей выслать. И Виктории тотчас же представилось, как дежурный офицер приносит ей бандероль с противоядием от путешествий во времени, а также с феном, шампунем, лейкопластырем, маникюрными ножничками, гигиеническим прокладками… Может, столько всего не надо, ведь она примет антипорошок и вернется домой. А вдруг этот новый порошок не сразу подействует, тогда ещё пусть пришлет пористый шоколад для Анны Леопольдовны и Юлианы Магнусовны, а для Виктории — чипсы… Бандероль из будущего постепенно вырастала в размерах до окованного серебром вместительного сундука, стоящего в опочивальне Анны Иоанновны. До конца разобраться в содержимом посылки из будущего Виктория не успела, весёлый стук сообщил, что за дверью стоит Сергей Афанасьевич Мальцев.

— Виктория Робертовна, кто Вас обидел? — заплаканные глаза от стоящего у порога Мальцева спрятать не удалось.

— Жизнь, — всхлипнула Виктория.

Мальцев с сомнением покачал головой.

— Сие не жизнь, сие мы сами себя наказываем, — и без всякого перехода добавил: — А пойдемте, Виктория Робертовна, погуляем. У меня служба на сегодня благополучно завершилась, у Вас вечерок свободный выдался, и погода сегодня для вечернего моциона самая благодатная.

Виктория могла ещё подискутировать про то, кто кого и за что наказывает, но в открытое окно заглянул молодой весёлый