– Эй, – тихонько позвала Дина. – Мы пришли.

– Я тут, – донеслось из кухни. – Пол домываю. Ты проходи. Вот, уже подтерла.

Дина вошла в крохотную кухоньку, выкрашенную в темно-зеленый цвет. «На фоне этого интерьера в самый раз снимать фильм о Гражданской войне», – подумала она.

– А вы одна дома?

– Не. Сын Степан в комнате. Пишет. Он не выйдет. До вечера не выходит.

Дина выложила покупки на стол. Баба Лида даже порозовела от удовольствия.

– Ой, все нам? Так ты попей со мной чайку. Я поставлю сейчас. Я не пила сегодня. Кончился.

– Конечно. С удовольствием.

Дина сняла куртку, вышла в прихожую, чтоб ее повесить. Осмотрелась. Где тут дверь этого психа? Вот. Она осторожно приоткрыла ее. В невероятно грязной комнате с кипами старых книг и газет на полу и черными шторами на окне сидел за столом под тусклой настольной лампой человек неопределенного возраста. Дверь скрипнула, но он не поднял головы. Дина рассмотрела худые плечи, темные густые, вьющиеся волосы и маленькую бородку. Человек постоянно глухо покашливал. «Похоже на туберкулез», – подумала Дина. Она тихо вернулась на кухню, открыла коробку с тортом и спросила:

– Бабушка Лида, где у вас нож?

– В шкафчике посмотри. Там коробка стоит.

Дина открыла шкаф, нашла коробку из-под обуви. В ней лежали два кухонных ножа. Она потрогала лезвия. Острые, недавно наточенные, что странно в таком запущенном хозяйстве и с таким хозяином. Лезвие на одном примерно пять сантиметров. Подобным лезвием была убита Марина. Дина все держала в руках нож, когда Топик странно, утробно зарычал, глядя куда-то мимо нее. Дина оглянулась. На пороге кухни стоял невысокий худой мужчина с бородой и смотрел на нее больным, воспаленным взглядом очень темных глаз.

Сергей Кольцов подъехал к жилому дому на проспекте Вернадского, вошел в первый подъезд, поднялся на четвертый этаж и позвонил в одну из квартир. Дверь сразу открылась. Как будто Петр Ильич, его клиент, ждал в прихожей.

– Здравствуйте, Сергей. Вы очень вовремя: Верочка сейчас у себя на квартире. Поехала за документами… для оформления свидетельства о смерти и похорон. Олег на работе. А жена с Женечкой гуляют. Еще не меньше часа будут отсутствовать.

– Петр Ильич, – говорил Сергей, проходя в гостиную, – надеюсь, вы не думаете, что у меня уже есть результаты? Пока я могу вам сообщить лишь то, что узнал от следователей МУРа. Но вы, наверное, в курсе.

– В общих чертах. Мне сказали, несколько версий скорее всего отпадает.

– Да. Маньяк. Наркоман. То есть преступление для этих категорий преступности не совсем характерное.

– Я понимаю.

– Теперь на очереди психи. В этом плане ничего настораживающего не было?

– Такого, чтоб непосредственно касалось девочки… пожалуй, не припомню. Самый яркий персонаж в их доме и даже в подъезде – это Степан. Не знаю его фамилии. Возможно, вы заметили дикий алтарь в подъезде, плакаты всякие. Что-то насчет Сатаны. По-моему, парень состоит на психиатрическом учете. Не знаю, является ли он членом секты или одиночка. Но Мариночка выросла на его глазах… На глазах всех, кто живет в этом доме… Ее так любили… Извините, мне очень тяжело. Но вы спрашивайте, я постараюсь отвечать.

– Этого Степана, конечно, будут проверять. Версия невинной жертвы некой секты существует. Но я хотел с вами поговорить о другом. Это тяжелый разговор. Меня интересует вся семья с близкими и дальними родственниками. Что собой представляют ваш зять и даже ваша дочь? Есть ли другие родственники, которые бывали в доме? Что вы знаете об их друзьях?

– Давайте я начну с зятя. Объективно говоря, он хороший муж и отец. Не пьет в распространенном смысле – то есть до потери соображения и контроля. Временами, конечно, может выпить. Друзей, которые постоянно бывали бы у них дома, пожалуй, нет. Иногда заходил кто-то из сослуживцев. Он сначала в авторемонтной мастерской работал. Потом перешел охранником на автостоянку. Там и платят больше, и график его устраивал: через сутки дежурство. Но, конечно, я не считаю его идеальным мужем для нашей дочери. Она всегда была открытой, искренней, эмоциональной. А он человек замкнутый, немного подозрительный. Насколько я знаю, может вспылить по ничтожному поводу.

– Он верен жене?

– Во всяком случае, никаких разговоров о его неверности в семье никогда не было.

– Дочь довольна браком?

– Я говорил, она была искренней и открытой. До замужества. С ним она тоже стала все держать в себе. Иногда мы видим: ее что-то угнетает, но спросишь, а она: «Все нормально. Голова болит». Но некоторое время назад дочь заметно переживала. Может, на работе были проблемы. Во всяком случае, мне она так и сказала. И вдруг кто-то из соседей рассказал моей жене, что Вера ходит в секту «Свидетелей Иеговы». По вечерам оставляет детей, идет на собрание, одеваться стала мрачно. Она же шьет хорошо, всегда любила наряжаться. Ну, мы с ней поговорили. Вера не стала ничего отрицать. Говорит, сама не рада, что связалась. Просто был какой-то депрессивный период, они ее уговорили. Но сейчас она перестала туда ходить.

– А к врачу Вера по поводу депрессии не обращалась?

– Мать ей посоветовала. Она ответила, что обязательно сходит. Не знаю, ходила ли.

– Кто еще бывал в доме вашей дочери?

– У нас есть еще одна дочь. Старшая. Замужем за офицером. Живут они в подмосковном Нахабине. Она иногда приезжает. Есть у нее сын – наш старший внук, Егор. Год назад он поступил в Бауманский институт. Жил какое-то время то у нас, то у Веры. По-моему, Олегу это не очень понравилось. Сейчас дочь снимает для Егора квартиру.

Входная дверь щелкнула, раздался топот детских ног, и в комнату вбежала девочка в ярко-синем комбинезоне, с русой челкой и круглыми веселыми серыми глазами.

– Это кто, деда? – с интересом уставилась она на Сергея.

– Наш гость, Женечка, – притянул к себе ребенка Петр Ильич.

– Сергей Кольцов, – серьезно протянул девочке руку Сергей. – А вы – Женя Федорова, самая красивая девочка этого двора.

– Откуда ты знаешь? – удивилась Женя. – Тебе дед сказал?

– Это все знают. А сейчас мне уже нужно уходить. Я еще приду. Что тебе принести?

– «Киндер-сюрприз». И собаку.

– Насчет собаки не обещаю, но подумаю.

Сергей вышел в прихожую и встретился взглядом с очень бледной, усталой женщиной.

– Моя жена. Мария Григорьевна, – представил Петр Ильич. – Это Сережа, Машенька. Я говорил тебе. Частный детектив.

– Ох, – с тоской произнесла Мария Григорьевна. – Зачем это? Нам помочь нельзя. Ничего уже не изменишь.

* * *

Егор вынырнул из короткого глубокого, как обморок, сна. Зажег лампу и стал внимательно рассматривать лежащую рядом девушку. Бледное удлиненное лицо, строгие, даже скорбные во сне тонкие губы, прямой нос, коротко стриженные темно-русые волосы. Похожа на монашку, когда спит. А час назад рядом с ним была страстная, ненасытная гетера. Егор даже не подозревал, что может быть объектом столь яростного желания. В свои девятнадцать лет он имел скромный сексуальный опыт. Партнерши-сверстницы, как и он сам, только открывали для себя мир наслаждений.