Но, если человеком движут не мотивы спасения души, а, например, приобретения земной славы, то он, напротив, цепляется за подсказки демонического мира любой ценой. Вот соучастник печально известно визионера Алистера Кроули по сатанинскому ордену «Голден Доун» ирландский поэт Йеатс. Как писал он сам в предисловии к своему произведению «Видение», поэтические метафоры приходили ему через жену-медиума. В неуправляемую стихию автописьма сознательно нырял и диакон англиканской церкви Чарльз Лютвидж Доджсон. Не знаете такого? Он известен под псевдонимом — Льюис Кэролл. «Каламбуры, новые изобретения в области словотворчества, новые словосочетания сделали Кэролла экспериментатором в этой области»[4]. Специалисты до сих пор спорят, употреблял ли Кэролл для погружения в транс какие-то наркотические растения или грибы (на удивительные свойства которых он намекает в «Алисе»). Многие считают, что «чудеса» в стране его грез рождались именно так. Эти химерические видения наркомана и принесли ему славу. Покачиваясь от принятого снадобья, он «вошел в историю литературы».

Иногда в поэзию, литературу или даже науку входят совсем юные гении. Родители умиляются, когда семилетняя девочка, на которую «накатывает» по ночам, начинает вдруг диктовать мастеровитые «любовные» стихи, описывающие впечатления повидавшей виды женщины. А надо не умиляться! Надо спасать ребенка! Пока не поздно. Ибо уже известно: подобные вундеркинды долго не живут. Умирают от болезни или кончают самоубийством практически в детстве или в юношестве.

Известны такие авторы и в герметической традиции. Мудреный текст-шифровка о «химической свадьбе» был написан знаменитым розенкрейцером Валентином Андреэ, когда тому было не более шестнадцати лет. Сам ли он сочинил все это? Или «божественное сознание» постаралось? Этот случай удивителен, но не уникален. Другой корифей оккультизма, родившийся в 1538 году, Иоганн Батиста Порта, закончил свой главный труд «Magia naturalis» в 15 лет.

Подобные феномены известны и в музыке. Большую часть своих произведений Вагнер, например, слышал галюцинативно. Моцарт писал без черновиков. Его ведь не случайно запрещали даже похоронить по-христиански, а бросили в яму с гашеной известью. Надо полагать, источник «вдохновения» был таким же, как у «рок-звезды» Элиса Купера (настоящее имя Винсент Фурнье). В одном из интервью он признался: «Несколько лет назад я посетил сеанс спиритизма, на котором Норманн Бакли умолял «дух» откликнуться. В конце концов, дух появился и заговорил со мной. Он обещал мне и моей группе славу, власть над миром в рок-музыке и неслыханное богатство. Единственное, что он потребовал от меня, — это отдать ему мое тело»… В результате контакта с сущностью параллельного мира, выдававшим себя за умершую век тому назад ведьму по имени Элис Купер, Винсент Фурнье стал слышать в готовой форме музыку, которую только оставалось записать на нотном листе. Его демонической миссией стала пропаганда всех мыслимых и немыслимых форм извращений. Известен его альбом «Элис Купер идет в ад».

Так трудится муза истории Клио. Сидя на горе Геликон, распределением лавровых венков заведует именно она. Еще древнегреческий миф зафиксировал: оттуда, из нечеловеческого, бесовского мира, приходит земная слава. А если это так, то она — пустота. В святоотеческом толковании на Правила св. Григория Нисского так и сказано: «… человеческая честь, называемая славою, есть только мнимая и не имеет ничего действительного, твердого и устойчивого, то есть нечто кажущееся и мечтательное»[62].

Приводя мемуарные записи современников, исследователь Б. Соколов пишет: «… автор «Мастера и Маргариты» недвусмысленно отвергает церковное христианство, загробную жизнь и мистику. Посмертное воздаяние заботит его лишь в виде непреходящей славы». Перед смертью он думал об одном: «Чтобы знали».

Е. С. Булгакова вспоминала и самые последние слова мужа: «Он дал мне понять, что ему что-то нужно, что он чего-то хочет от меня. Я предлагала ему лекарство, питье — лимонный сок, но поняла ясно, что не в этом дело. Тогда я догадалась и спросила: «Твои вещи?» Он кивнул с таким видом, что и «да» и «нет». Я сказала: «Мастер и Маргарита»? Он, страшно обрадованный, сделал мне знак головой, что «да, это». И выдавил из себя два слова: «Чтобы знали, чтобы знали». На следующий день были сами похороны. По завещанию писателя хоронили без церковного отпевания, без музыки, с кремацией тела. Ставшая вдовою Е. С. Булгакова записала в специальной тетради «Март 1940 г.»: «У крематория масса машин, очень много мхатовцев, из Большого театра, литературно-артистическая интеллигенция. На гроб возложила цветы О. Л. Книппер-Чехова». Так дневник запечатлел первый проблеск посмертной славы.

Славу, наверно ее, пообещал Михаилу Афанасьевичу его инфернальный визави. И тот старался до последнего. Внесение поправок умирающей писатель делал до 13 февраля 1940 г. — всего лишь за месяц до своей кончины (когда окончательно ослеп), он продолжал диктовать Елене Сергеевне. Правка остановилась на словах Маргариты: «Так это, стало быть, литераторы за гробом идут?» Скоро эта фраза осуществилась, увы, буквально.

Воспоминания знакомых о Булгакове, о разговорах с ним, человеком по признанию многих — скрытному, мы сводим к минимуму. Если брать за основу гипотезу, что у Михаила Афанасьевича были собеседники бесплотные, то гораздо интереснее узнать, о чем «безбелковые сущности» беседуют обычно с писателями. Что предлагают. Как обманывают. Поэтому в книге — целая галерея писателей-визионеров.

Между прочим, знаменитый психиатр И. А. Сикорский написал однажды такие строки: «Снять таинственный покров с великого человека, разгадать загадку его души, выяснить великие совершенного им дела, проникнуть в сокровенные замысли его художественной мысли… должно сделаться самым настоятельным объектом исканий и долгом для современных поколений» (Сикорский И. Психологическое направление художественного творчества Гоголя (Речь в память столетней годовщины Гоголя 10 апреля 1909 г.). Киев: Университет Св. Владимира, 1911. С. 11).

…Очень точное русское слово — «помешанный». Это человек, в голове которого сумбур. А почему он возникает? Потому, что собственные мысли несчастного мешаются с теми, что бубнят ему подселившиеся бесы.

Ницше правильно называл себя лишь мундштуком нечеловеческих сил. Диавол дунул в свою трубу, и прогремело: «Бог умер!»

Что ж, еще псалмопевец Давид изрек: «Рече безумен в сердце своем: несть Бог. Растлеша и омерзишася в начинаниих: несть творяй благостыню». Свт. Иоанн Златоуст пишет по этому поводу, что безумцем Давид называет не слабоумного, но человека развращенного умом. «В «Веселой науке» (Ницше написал ее в 1882 году. — Ю.В.) есть рассказ о безумце, который мчится на рынок, крича, что Бог умер; когда никто ему не верит, он понимает, что «пришел слишком рано». Гегель и Гейне уже говорили о смерти Бога, но притча Ницше сделала эту идею популярной среди интеллигенции»[66].

Философ страдал беснованием в течение двадцати лет. Этим периодом датируются его основные произведения. Почти все они созданы путем автописьма. «Заратустра овладел мною» — так называл он сам свое состояние одержимости. И писал не без нелепой гордости: «Имеет ли кто-нибудь в конце девятнадцатого столетия ясное представление о том, что поэты сильных эпох называли вдохновением? Если нет, то я это опишу. — Действительно, при самом ничтожном остатке суеверия в душе почти невозможно отказаться от представления, что являешься только воплощением, только мундштуком, только посредником сверхмощных сил. Понятие откровения, в том смысле, что внезапно, с невыразимой достоверностью и тонкостью нечто становится видимым, слышимым, нечто такое, что глубоко потрясает и опрокидывает человека, — только описывает факты. Не слушаешь, не ищешь; берешь — и не спрашиваешь, кто дает; будто молния сверкнет мысль, с необходимостью, уже облеченная в форму, — у меня никогда не было выбора. Восторг, неимоверное напряжение которого иногда разрешается потоком слез, восторг, при котором шаг то бурно устремляется вперед, то замедляется; полный экстаз, пребывание вне самого себя, самым отчетливым сознанием бесчисленных тончайших трепетов и увлажнений, охватывающих тело с головы до ног; глубина счастья, в которой самое болезненное и мрачное действует не как противоположность, а как нечто само собой обусловленное, вынужденное, как необходимая краска среди такого избытка света…»