руки после того, как пописают. По крайней мере асексуальный стриптизер оказался воспитанным молодым человеком.

Эмансипация, да…

Четверть века назад находчивые компьютерщики разводили «американских женихов», выдавая себя за «русскую невесту». Жених переводил деньги бедной девушке на билет, после чего невеста исчезала навсегда. Хотела тогда написать на этот сюжет комедию, где «бедная русская невеста» — сисадмин из Новосибирска, и «богатый американский жених» — болгарин-мошенник. Почему болгарин? Ездила в 90-х Болгарию, там тоже был жестокий кризис. Сейчас неактуально, другой уровень технологий. Обман раскроется быстро. А суть сюжета в том, что герои разыгрывают ролевые модели, увлекаются, сами начинают в них верить (болгарину надо получить новое гражданство и новый паспорт, он в самом деле влюбляется в незнакомку, а компьютерщик, подсунувший «жениху» фотографию жены, уже разработал бизнес-план и пакует вещи, чтобы ехать в Америку) — и бац, случайно встречаются.

Но выходит с этими ролевыми моделями в жизни не комедия, а драма. Так что будем продолжать морочить головы по старинке. Живьем. И так же сдавать с потрохами.

Странно, мы уже такие взрослые, наше поколение беспорядочного промискуитета и неудачных браков. Поколение, выросшее из вечеринок, где могли запросто спросить: «Можно отдолжить твоего парня потрахаться?» А могли и не спросить. Хотя самое страшное, когда трахают не вашего парня, а ваш мозг, и вы не можете защититься.

О, как мы хорошо с этим насилием знакомы. Вам навязывают чужие воспоминания, чужую личность, чужое будущее, вас превращают в голема. В голове бардак из обрывков информации, которая меня не касается, чужих страхов, желаний, чужой эйфории и чужого отчаяния; в голове непрерывный разговор посторонних, которых вы не знаете, и кто-то лезет даже в ваши сны, и кто-то даже ваши сны хочет редактировать, и предупредить, ах, не споткнись, соломки подстелю, и стелит только моим врагам.

Вокруг меня слишком много ближних доброжелателей.

Сиди на цепи, детка, и с тобой ничего не случится.

Мне приходилось встречать своих настоящих двойников, это мгновенное узнавание. Вы забываете ключи в замке — и то же делает ваш двойник. У него депрессия — вам хоть волком вой. Один на другого наезжает, и обоим одинаково несправедливо обидно. Двойники, как животные одного вида, понимают друг друга без слов, им нельзя издеваться друг над другом. Это все равно что над собой. И над собой нельзя, потому что болеть будет другому. Нельзя с собой ничего сделать, такая штука.

Я не могу назвать это «любовь», это другое. Этакое моментальное овладение. Друга оскорбляла мерзость и подлость по отношению ко мне. Будь у него возможности демиурга, он убил бы моего бывшего в жизни. А так мог убить только на словах. Убил. Маленькая месть.

Я чья-то маленькая победа над временем. «Я еще молодую Сьюзен Сонтаг помню. А уже постоял у ее могилы». Ирония судьбы: я вспоминаю фразу, когда сама там стою. Я иду по уже описанному маршруту. Но иду по худшему пути, без страховки, наугад; доброжелатели негодуют, затея с големом провалилась. Какой облом для всех, кроме меня.

Сейчас 3 часа ночи. В соседних домах ни в одном окне нет света. Апрель. Неожиданный поздний снег. Я закрываю глаза.

— Тебе все равно, кто рядом. Твоя природа любви безлична. Мне не все равно. Я хорошо знал всех своих женщин, потому что нельзя быть в бездарных отношениях с искусством.

Давно, в юности, я разбила стекло рукой. Было много порезов и крови. Раны затянулись, остались шрамы, и глубоко в ладони застряли крошечные осколки стекла. Прошло пятнадцать лет, все это время при определенных поворотах руки они причиняли боль, я привыкла. Думала, мясо не так срослось. Что ж, вперед наука, не давать волю эмоциям. Не калечить себя почем зря. Только потому что не любят. Или потому что только так кажется. Шрамы почти разгладились. Осколки вышли только через пятнадцать лет. Сначала один. Второй… Как тонкие стеклянные иголки. Иголки-пластинки. Так странно крошится стекло. Бескровно вышли. Почти безболезненно. Накануне стала чесаться ладонь, утром немного нарывать, думала, из-за кораллов. Когда плавала, задевала руками. Нельзя трогать кораллы, меня сто раз предупреждали.

Но это были осколки, застрявшие в ладони пятнадцать лет назад, когда жизнь казалась безнадежной. А сейчас мы с Катриной лежим в шезлонгах в коралловой бухте. Бирюзовое море, легкий бриз. Хорошо виден отлив, и метров за сто от берега далеко в море уходит песчаная коса. Когда отлив, отдыхающие любят гулять по косе по колено в воде. Подкалываю Катрину, только что съездившую в Израиль:

— Смотри, снова Христы по воде пошли. А тебе Мертвое море подавай, Вифлеем…

— Так уж и Христы!

— Давай вместе с народом по косе погуляем! Прикольно побыть пророком.

— Ха. Ты же теперь в ислам подалась.

Нас вчера возили в мечеть. Самую большую мечеть в округе. Как приличная девушка, обернула голову пляжным платком, надела длинную юбку. В мечети нам надавали кучу брошюрок, сижу на пляже, почитываю. За мной ухлестывает Осама, он мне совсем не нравится, я думаю про Алекса, хотя между нами кроме соавторских отношений ничего нет, бывшего тоже зовут Алекс, но это другой Алекс, коллега, и он задал загадки, на которые я пока не могу найти ответ, и на нежеланные свидания таскаю с собой Катрину, она дуется.

— Он тебя приглашает, а не меня!

— Ничего страшного, в гареме можно иметь четыре жены. Хватило бы денег всех прокормить. Осама шеф-повар в пятизвездочном отеле, поэтому с кормежкой проблем не будет.

— С Димаксом вы больше друг другу подходили.

— Потому что оба из индустрии развлечений.

— Может, он переодетый арабский принц, — фантазирует Катрина. — Или Аладдин. Исстрадался парень!

— Кати, у него работа такая — туристов развлекать. Флиртовать со скучающими дамочками.

— Не ври, что тебе не нравится флиртовать.

— Но у меня это хобби. В свободное от работы время.

— У тебя ужасная натура! И воспитания никакого.

— Куда мне до вашего древнего магнатского рода. Я так, принцесса на горошине с польских задворок.

Осама возил нас в закрытую часть города, где живут одни мужчины. Все, кто здесь работает. Продавцы, горничные, хостельеры, аниматоры, официанты, экскурсоводы. Предупредил, чтобы не выходили из машины. Мы бы и без предупреждения не стали бы. Проехали не останавливаясь. Представьте: сотни молодых мусульманских мужчин, вынужденных целыми днями улыбаться, угождать, лебезить, опускать глаза. Другой работы нет. Никакого секса. Свои женщины далеко, в других городах. К иностранкам не приставать, только если сами не попросят, и так, чтобы никто не застукал. Не только из начальства, но и своего брата из обслуги. Настучат. Ухмыляться,