Это напоминает мне о Доне Хуане, маге из племени яки, который говорит: «Мое пристрастие — видеть… поскольку только посредством созерцания может просвещенный человек приобретать знание»[23].

Здесь следует оговориться: не стоит слишком буквально воспринимать упор на созерцание в мистических традициях. Мистицизм не относится к миру чувственного восприятия. «Созерцание» может включать и зрительные образы, но не только их. Это по сути не чувственное восприятие реальности. Восточные мистики хотят подчеркнуть эмпирический характер своего знания. Такой подход напоминает о важности наблюдения в науке и создает почву для сравнения. Стадия экспериментов в исследовании, очевидно, соответствует «прозрению» восточного мистика, а научные модели и теории — способам его интерпретации.

Параллель между научными экспериментами и мистическими переживаниями кажется удивительной: ведь два эти процесса имеют различную природу. Физики проводят эксперименты, невозможные без согласованной работы команды и использования совершенного оборудования, а мистики постигают свои истины путем ухода в себя в уединении медитации, где не нужны никакие приборы. Научные эксперименты может повторить кто угодно и когда угодно, а мистические откровения доступны немногим, и то в особых обстоятельствах. Но при более пристальном рассмотрении эти два типа наблюдения различаются только подходами к действительности, а не сложностью или надежностью.

Каждый, кто хочет повторить эксперимент из области современной субатомной физики, должен пройти многолетнюю подготовку. Только после этого он сможет поставить перед природой интересующий его вопрос и понять ее ответ. А для глубокого мистического прозрения необходимы долгие годы занятий под руководством опытного мастера. Как и в науке, затраченное время не гарантирует успеха. Если ученик добился результата, он сможет «повторить эксперимент». А повторяемость мистического опыта — важнейший фактор в духовном обучении и главная цель духовного наставничества.

Духовный опыт восточных мистиков не более уникален, чем современный физический эксперимент. Он и не менее сложен, хотя сложность его — совсем иного рода. Сложность и эффективность технического оборудования физика соответствует — если не уступает — осознанности мистика (умственной и телесной), погруженного в глубокую медитацию. Можно сказать, что и физики, и мистики выработали крайне непростые методы наблюдения окружающего мира, недоступные простым людям. Страница из журнала по современной экспериментальной физике покажется непосвященному человеку столь же таинственной, как и тибетская мандала. Обе они — записи о попытках проникновения в тайны природы.

Глубокие мистические откровения, как правило, недоступны человеку без серьезной подготовки, но все мы иногда испытываем озарения. Мы порой забываем имя человека, название места или еще какое-то слово и не можем вспомнить его, как ни стараемся. Оно «вертится на языке», но не соскочит с него, пока мы не сдадимся и не начнем думать о чем-то еще. И внезапно, как озаренные вспышкой, мы вспоминаем имя или слово. Мышление при этом не включается. Это и есть неожиданное озарение. Оно особенно характерно для буддизма, согласно которому наша изначальная природа — природа просветленного Будды, и мы просто забыли ее. Учеников в дзен-буддизме просят открыть свое «истинное лицо», и во внезапном «пробуждении воспоминания» об этом лице для них и заключается просветление.

Другой известный пример спонтанного интуитивного озарения — шутки. Когда мы понимаем их, мы переживаем мгновенное «просветление». Оно происходит в подсознании, не может быть предварено объяснением, интеллектуальным анализом. Мы смеемся от души (на что и рассчитана шутка), только если нас посещает внезапное интуитивное прозрение. Сходство между духовным прозрением и пониманием смысла шутки хорошо знакомо людям, достигшим просветления: у большинства из них хорошее чувство юмора. В дзен используется особенно много смешных историй и анекдотов, а в «Дао дэ цзин» мы читаем: «Если бы не было смеха, Дао не было бы тем, что оно есть»[24].

«Бытовые» интуитивные прозрения обычно крайне непродолжительны. В мистике Востока они растягиваются надолго и приводят к постоянной осознанности. Подготовка ума к немедленному интуитивному восприятию реальности — главная цель всех школ восточного мистицизма и многих аспектов восточного образа жизни. В странах с долгой историей — Индии, Китае и Японии — появилось множество методик, ритуалов и форм искусства, позволяющих добиться ее. Все они могут быть названы медитацией в широком смысле.

Основная цель этих методик — «приглушить» мышление и активизировать подсознание. Во многих видах медитации приглушение рацио достигается путем сосредочения на каком-то объекте: своем дыхании, чтении мантр или созерцании мандалы. Другие школы учат человека фокусироваться на движениях тела, которые следует выполнять спонтанно, без малейшего участия мысли. Таковы методы даосской гимнастики тайцзи и индийской йоги. Ритмичные движения, отрабатываемые в этих школах, могут создать у человека те же ощущение умиротворения и покоя, что и в более статичных формах медитации. Их можно испытать и при занятиях спортом. Для меня, например, любимой формой медитации всегда были лыжные пробежки.

Восточное искусство — тоже медитация. Это не столько средство выражения идей художника, сколько способ самореализации путем достижения состояния сознания, когда главную роль играет не мышление, а интуиция. Индийцы учатся музыке, не прибегая к нотной грамоте, а прислушиваясь к тому, как звучит мелодия в исполнении учителя. Движения тайцзи усваиваются не в результате устных наставлений, а при многократном их повторении за учителем. Японские чайные церемонии состоят из медленных ритуальных движений. Правила китайской каллиграфии требуют свободного, интуитивного движения кисти руки. Все эти навыки используются на Востоке для развития медитативного состояния сознания.

Многим, особенно людям умственного труда, такое состояние незнакомо. Ученым интуитивные озарения известны благодаря исследовательской работе: ведь каждое открытие берет начало во внезапной подсознательной вспышке. Но такие моменты крайне непродолжительны. Они наступают тогда, когда наш мозг наполнен информацией, идеями и мыслительными построениями. При медитации наш разум в основном свободен от мыслей и переживаний, поэтому готов долго функционировать в интуитивном режиме. Лао-цзы говорит именно об этом контрасте между наукой и медитацией.

Когда рациональный ум приглушен, человек удивительно восприимчив: информация об окружающем мире достигает его, минуя все фильтры. Как говорил Чжуан-цзы: «Сердце мудрого в покое — это зеркало неба и земли, зеркало [всей] тьмы вещей»[26]. Основная характеристика этого медитативного состояния — чувство единения с окружающим миром. Сознание приходит в такое состояние, при котором исчезает фрагментарность действительности, уступая место неделимой целостности.