Конец 80-х — это момент взлета молдавского национализма. Первоначально сепаратисты объединялись в разнообразные кружки, вплоть до литературно-музыкальных клубов. Абсолютное большинство местной интеллигенции и политической элиты поддержало планы отделения от СССР. Более того, речь шла не только о создании нового государства, но и о его присоединении к Румынии. Нельзя сказать, что унионистов[10] единодушно поддержали, но на теме молдавского национализма сходилось большинство политиков, имевших хоть какую-то внятно оформленную политическую позицию.

Во главе процесса отпадения Молдавии встала, как обычно, местная интеллигенция. Так, Народный фронт Молдавии, наиболее мощное из национальных политических движений, возглавлял писатель Ион Хадыркэ. Националисты всех мастей обладали фактической монополией на информацию, что и позволило им быстро и довольно безболезненно взять власть. В 1990 году в результате выборов в Верховный Совет Молдавии сторонники НФМ получили 25 % мандатов. Однако радикализация политической повестки началась еще раньше. Так, еще к 1988 году относится «Письмо 66» — коллективное обращение молдавской интеллигенции к властям республики, требовавшее перехода молдавского языка на латиницу и закрепления его доминирующего положения.

Кроме вопроса об объединении с Румынией, камнем преткновения стала и проблема языка. Проект «языкового» закона предусматривал уголовную ответственность за употребление в официальном общении каких-либо языков, кроме молдавского. Риторика сторонников Народного фронта Молдавии становилась жестче день ото дня, выходя далеко за пределы лингвистических вопросов. В печати начали появляться лозунги вроде «Русских за Днестр, евреев в Днестр!» и классическое «Чемодан — вокзал — Россия!» В августе 1989 года в Верховном Совете Молдавии обсуждался закон о придании молдавскому языку статуса «единственного государственного». 1 сентября соответствующий закон был принят. Рациональные мотивы действий Верховного Совета понять крайне сложно. С точки зрения немолдавского населения республики, принятие этого закона выглядело — и было — беспардонным поражением в правах. Однако, судя по всему, лидеры новой Молдовы просто игнорировали вероятные последствия своего решения. Их способности к диалогу исчерпывались лозунгом «Кто не с нами, тот против нас».

В Кишиневе проходили многотысячные митинги в поддержку «языкового» закона, в Приднестровье — массовые забастовки в знак протеста. Забастовки шли под руководством Объединенного Совета трудовых коллективов. ОСТК впервые собрался 11 августа 1989 года, и поначалу протестующие группировались вокруг него. Более того, советы трудовых коллективов начали стихийно собираться по всему Приднестровью, под крылом основного Совета в Тирасполе. В общей сложности в забастовках участвовало до 100 тысяч человек, что для небольшого Приднестровья[11] просто безумная цифра. Однако в Кишиневе так и не поняли, что перегнули палку. Интересно, что Горбачев пытался убедить забастовщиков вернуться к работе, но на его уговоры никто не поддался.

Страна быстро шла к полной независимости: 23 июня 1990 года Молдавия заявила о собственном суверенитете, пока еще в рамках СССР. Тем временем один из лидеров новой Молдавии, Мирча Друк — первый премьер-министр страны — дал примечательное интервью, в котором заявил о русских и прочих национальных меньшинствах:

Тем временем Верховный Совет Молдавской ССР утвердил решение специально созванной комиссии по событиям 1940 года, когда Бессарабию присоединили к СССР. Создание Молдавской ССР признали незаконным, а Бессарабию и Буковину — аннексированными румынскими территориями. Народный фронт призвал переименовать Молдову в Румынскую республику Молдова. Мнение жителей Приднестровья попросту игнорировалось.

Конечно, основная масса молдаван изначально не собиралась впадать в истерику и истреблять либо изгонять «русских оккупантов». Однако волну массового национального движения легко оседлали радикалы, обладатели вполне шовинистических взглядов. От криков и надписей на стенах они быстро перешли к более серьезным шагам. Еще в ноябре 1989 года молдавские боевики штурмовали здание МВД. Погромщики метали камни в окна, в ответ милиционеры стреляли в воздух. А 14 мая 1990 года в Кишиневе националистами был убит юноша за то, что он громко разговаривал по-русски. Манифестантов, требовавших найти убийц, избили. Хулиганство националистов, в том числе с использованием оружия, стало постоянным фоном жизни.

Характерно, что Москву события на периферии вовсе не волновали. Не только лично Горбачев, но и элита СССР в целом самоустранилась от решения приднестровской проблемы. В Верховном Совете СССР приднестровским делегатам без затей рекомендовали «не раскачивать лодку».

Однако приднестровцы не собирались смиренно ждать своей участи. В мае 1990 года, после перебранок и мордобоя, русские депутаты уехали из кишиневского Верховного Совета в Приднестровье. Тираспольский горсовет объявил, что если Бессарабия присоединена к Молдавии незаконно, то в таком случае передача левобережья Днестра Молдавии также незаконна. Кроме того, в мятежных провинциях провели локальные плебисциты по «языковому» вопросу. Официальными языками Гагаузии объявили молдавский, гагаузский и русский, Приднестровья — молдавский, русский и украинский.

Разумеется, эти шаги взбудоражили всех немолдаван. Волнения начались одновременно в Приднестровье и небольшом регионе на юге страны — Гагаузии. Гагаузы — это небольшой тюркоязычный народ, дальние потомки средневековых печенегов и половцев. В Молдавии проживает около 150 тысяч представителей этого народа, это единственная крупная гагаузская община. 19 августа 1990 года Гагаузия провозгласила создание собственной республики. Ну а 2 сентября 1990 года в Тирасполе провозгласили Приднестровскую Молдавскую Республику. Перед этим на территории Приднестровья прошел референдум. Поскольку одновременно по всей стране провести его не удалось, в разных городах и селах он состоялся в разные дни. Последние «местные референдумы» прошли уже осенью. Как бы то ни было, почти во всех населенных пунктах его все же провели, и по утверждению властей Приднестровской республики, проголосовали 370 из 471 тысячи человек, внесенных в списки избирателей. За республику проголосовали 96 %. О строгом контроле хода и результата этого плебисцита говорить, конечно, не приходится, но ни у кого из наблюдателей не возникло сомнений, что приход на участки был действительно массовым. Первым главой маленькой республики стал Игорь Смирнов. Этот пятидесятилетний политик до 1990 года возглавлял завод «Электромаш» в Тирасполе. Для индустриального Приднестровья было абсолютно естественно, что во главе республики встанет один из капитанов местной промышленности. Горбачев заявил о непризнании Приднестровья, но повстанцам его мнение по этому вопросу было в лучшем случае безразлично.