– Постой, – сказал я. – Ты кто?

Тень пригнулась, как от выстрела, и я догадался, что меня она до этого момента не видела и не слышала. Научился я бесшумно ходить, было дело…

Да, тень пригнулась, но не убежала. Наоборот, распрямилась и стала ждать.

Ну и ладно, подумал я и пошёл к пирамидке. Скорее всего, это человек, и не похоже, что горец. И не наш. Какой-нибудь беглый пандеец… или партизан – всё по горам блуждает да мосты рвёт… Я подходил, а он всё распрямлялся и распрямлялся.

Мужик. Выше меня, но в плечах поуже. Стёганая куртка на репейном пуху и такие же штаны. Резиновые сапоги с закатанными голенищами. На голове бесформенная шапка с торчащими ушами и скатанная в рулон многослойная противокомаринка. Из-под рулона видны… глаза? нет, глубокие ямы там вместо глаз… а под глазами выпирающие чёрные скулы и втянутые щёки с седой щетиной, губ нет, щель вместо рта… и где-то я всё это видел…

Но он узнал меня раньше. На секунду, но раньше. Наверное, я не так изменился.

– С-с-с… – начал он, и я уже знал, что он скажет. – С-сыночек?

– Князь… твою светлость… Как?!

Он молча содрал шапку, бухнул её под ноги, перешагнул – и мы обнялись. Долго, крепко, молча.

Не знаю, что там Князь думал про меня – а я был уверен как соль солона, что мой сводный брат и названный шурин уже года три мертвее мёртвого…

* * *

Это было последнее лето Маленькой Империи. Нас щемили со всех сторон, перекрывая дороги, отжимая от плодородных долин в голодные и холодные горы; а там, в горах, где спокойно выживали пастухи и охотники – когда от одного к другому полдня верхом, – даже роте солдат, размещённых купно, было не прокормиться. А уж наша-то армия, да с обозом… Копали корешки, ловили змей… всё шло в котёл. Но рано или поздно приходилось кому-то идти за продовольствием вниз.

Внизу всегда ждали. Может быть, солдат-республиканцев кто-то предупреждал. Может быть, они ухитрялись тупо оседлать все козьи тропы. Не знаю. Но не было случая, чтобы наши фуражиры не наткнулись на заставу.

Другое дело, что чаще они заставу эту сбивали и шли дальше. И возвращались. Не всегда, но возвращались. Потери были немалые, каждый мешок муки или там земляных яблок был полит кровью. Иной раз – в прямом смысле.

Солдатам-то республиканским – им за что умирать было? А наши везли хлеб для своих семей. Тут сам мёртвый будешь мёртвых кобыл понукать…

Тяжко было в нашем обозе. Ну, взрослые – понятно, никто их силком не тащил и плетюгами не гнал, все добровольцы. А детям-то как объяснишь, отчего жрать раз в день дают – супчик змеиный с какими-то зёрнышками да лепёхи кусок непонятно из чего? В холоде закваска не бродит, тесто не всходит, то, что из печки вынуто, тут же и каменеет… потом наловчились тонкие пресные лепёшки печь на броневых щитах, всё равно от них в горах проку другого не было. Дурацкая была идея с этими щитами, сколько сил и денег в них вбили…

Да много чего дурацкого произошло. Во что ни ткни, вроде как умную вещь сотворили, а смотришь потом – какой идиот до такого допёр? Ах, это я сам… ну да, бывает…

Вообще-то меня к решениям не допускали – может, и правильно делали, я человек с просолёнными мозгами, а значит простой и склонный к простым решениям. Не то что наши стратеги, плетельщики кружев. С одной стороны, конечно, тяжело одной жопой затыкать дюжину дырок, с другой – ну надо же иногда от карт генштабовских отрываться и по сторонам смотреть детским любознательным взглядом. Тогда бы не придумали хитрого плана: выйти из Бештоуна, как будто бы оставив там все запасы – чтобы республиканская дивизия туда рванула, а мы бы раз, и обе дороги перекрыли, а запасов-то на самом деле никаких нет, пустышки – ну и бери республиканцев тёпленькими… Ага. Только всё не так вышло. И запасы, которые загодя и скрытно надо было вывезти, не вывезли, потому что республиканское подполье, оказывается, под носом нашей контрразведки самозародилось, оно-то и засаботировало вхлам все усилия (а я так думаю, что не подполье это было, а свои долбоклювы), и железку перерезать не удалось, потому что два бронепоезда, которые у нас считались не на ходу и разоружёнными (стояли в депо под брезентом), вдруг оказались и при пулемётах, и на ходу, да так на ходу, что… в общем, не перерезали мы железку. Мало кто вообще оттуда невредимым вернулся. Вот это точно подполье сработало, а вернее, диверсанты – ведь своих железнодорожников в Бештоуне не осталось ни единого человека, всех прислали из центра во времена комиссара Грамену…

Так мы потеряли и Бештоун, и всякие надежды на наступление и на победу. Но целый год мы ещё держались в Межгорье, потому что фермеры и крестьяне были за Императора и против комиссаров – пока мы их не объели по-настоящему. Тогда они стали за Республику. Ну или нейтральными. Типа, мы за вас, но деньги вперёд.

И нам пришлось уходить в горы. А потом настала пора решать, что делать дальше, потому что бороться с голодом уже не было сил.

Динуат – сына я здесь всегда называл полным именем, в отличие от Князя, которого по имени почти и не величал теперь, – велел мне быть на этом совещании. И Лайте. Лайта теперь была такая всеобщая мать. Она вся чёрная стала от чужого горя, а по-другому просто не могла. Она бы, мне кажется, от себя бы куски отрезала и ребятишек кормила…

В общем, пришли мы и послушали умных людей.

Мнений, если лишние слова убрать, было три. Первое – это женщин и детей отправить в плен, а самим биться до конца, сохранив честь Короны. Второе – пробираться в Пандею, в конце концов они нам обещали помощь (много чего обещали, ничего не сделали). Третье – уходить на восточное побережье и там искать контакт с архами. Ах да, было ещё и четвёртое: рассыпаться мелкими группами, а там как пойдёт.

Так оно почти и получилось в конечном итоге, но не по плану, а само собой…

А тогда всё решал генерал Дорд. Ему было за семьдесят, и был он когда-то адъютантом принца Гуаха, главнокомандующего сухопутными силами Империи. О победах принца мало что известно военным историкам, да и адъютантская должность не подразумевает оперативно-тактических талантов – однако же генерал благополучно пережил и Вторую кидонскую войну, и Революцию Отцов, и правление Отцов, и Бессмертную Революцию – ту, что была недавно. И даже при Республике был обласкан и помещён на трон начальника Академии Генштаба – откуда внезапно, под влиянием нахлынувших верноподданнических чувств, сорвался и прибыл в наш взбунтовавшийся край во главе отряда из двенадцати слушателей Академии в чинах от майора и выше.

С тех пор у нас всё пошло враздрай…

Единственное действие, на которое решились господа офицеры – это послать маленький отряд на побережье для установления контактов с островитянами. Командиром отряда назначили Князя.

Мы с ним только парой слов ухитрились тогда перекинуться, торопился он очень. Я: пусть, мол, вам соли на дорогу хватит – а он: ты Лайту береги, Сыночек, вернусь, проверю… ткнули друг друга кулаком в плечо и разбежались. И всё, ушёл отряд – одиннадцать штыков – к побережью и как канул, ни единой весточки…