Взглянув на календарь с пурпурным сердцем, я прочитал высказывание на этот день:

— «Да не поработит тебя богатство».

Уж я постараюсь.

Работать над делом все равно

что прожить еще жизнь.

Вы можете ходить опустив голову,

копать, но потом что-то происходит,

и мир уже не такой, каким вы его себе

представляли. Внезапно вы все видите

по-другому, как будто мир сменил

окраску, спрятал то, что раньше

было на виду, и обнажил то,

что вы раньше не замечали.

Роберт Крес.

«Реквием по Лос-Анджелесу»

На следующее утро я читал интервью с Марком Ивансом, продюсером классного британского ужастика под названием «Мой маленький глаз». Одно высказывание Иванса пробудило во мне разнообразные воспоминания.

«Наши камеры не показывают вам, где происходят события, они следуют за ними».

Я сидел и раздумывал, почему эти слова произвели на меня такое впечатление. Была ли это хитрая метафора, характеризующая всю мою жизнь, или просто умное предвидение? Я сварил себе кофе. Я перешел на настоящий кофе, да, да, на зерна, фильтры и все прибамбасы. Больше всего мне нравился аромат: дайте кофе свариться, закипеть и разрешите аромату оттолкнуться от стен. Мне никогда не приедалось это ощущение. Каждое утро, если вы добирались до пекарни Гриффина, вы получали батон хлеба, который они называли грайндер. А черт, за этот хлеб можно было отдать душу; по мере приближения к пекарне запах свежего хлеба усиливался, заполняя всю верхнюю часть улицы, и вдыхать этот аромат было настоящим наслаждением. Это что-то необыкновенное, словами не описать.

Настоящий кофе я покупал тут же поблизости. Если вы всю жизнь пили растворимый кофе, то вы просто обалдеваете. Настоящий кофе это нечто, к его вкусу невозможно привыкнуть. Кроме того, он невероятно бодрит: две чашки — и вы способны летать. Прежде я глотал кофеин, лишь стремясь слегка облегчить похмелье.

Выпив кофе, я закурил первую сигарету. Мое стремление ограничиться пятью сигаретами в день не приносило результата, но я подумаю об этом позже. Я надел белую рубашку, черные брюки, посмотрел на себя в зеркало. Похож был на человека, продающего нечто такое, что никому никогда не понадобится. Глаза ясные и блестящие. Полгода чистой жизни — и вот вам результат. Если бы я только смог переслать это послание своей душе.

Вынув блокнот, я просмотрел ту скудную информацию, что имелась у меня относительно Сары Брэдли: двадцать лет, студентка, последний курс. Она жила в доме номер тринадцать в парке Ньюкасл. Местечко не самое благополучное. Я посчитал, что все это расследование займет от силы десять минут. Светило солнце, и я постоял некоторое время на Эйр-сквер. На траве расположились многочисленные любители загара. К вечеру они будут красными и покроются волдырями — уж такое в Ирландии лето.

Когда я проходил мимо кафе «ДВС», что-то заставило меня заглянуть в окно. Сердце подпрыгнуло. За столиком сидела Энн Хендерсон, любовь моей жизни. Я расследовал самоубийство ее дочери и влюбился. Энн отпугнуло мое пьянство. Излечился ли я от этой любви? Черта с два.

Все мои инстинкты подсказывали: иди дальше. Я уже было собрался последовать их совету, но опущенные плечи Энн и то, как она сидела, — в общем, я решил, что с ней приключилась беда. Голос в моей голове спросил:

— Разве теперь это твоя проблема?

Да, разумеется.

После того как Энн меня бросила, она связалась с полицейским по имени Коффи. По памятным словам старшего инспектора Кленси, тот был большим, толстым козлом.

До меня дошли слухи, что они недавно поженились. Я надеялся, что они куда-нибудь переедут, лучше всего… в Албанию. С той поры мне удавалось их всячески избегать.

Я толкнул дверь, подошел и сказал:

— Энн.

Она подскочила. Не слишком высоко, но все же. Подняла голову, и я сразу увидел синяк на ее левой скуле. Я видел достаточно много в своей жизни, и этот синяк мог иметь только одно объяснение. Нарвалась на кулак. Ее глаза, самая лучшая ее черта, были затуманены слезами. Энн потребовалась минута, чтобы сконцентрироваться:

— Джек… Джек Тейлор.

Была ли она рада меня видеть? Нет, в глазах все та же тоска. Я показал на стул:

— Могу я сесть?

Не слишком сложный вопрос, но он произвел на Энн неожиданное впечатление — она, похоже, собралась сбежать. Я сел и спросил:

— В чем дело?

К нам подходила официантка, и Энн расплакалась.

— Эй, я только что пришел, — пояснил я, — моей вины тут нет.

Я жестом отослал официантку, потому что у нее был такой вид, будто она собирается позвать полицейских. Мне хотелось протянуть руку, коснуться Энн, но я понимал, что испугаю ее еще больше, поэтому я ждал. Ее плечи содрогались от беззвучных рыданий. Постепенно она успокоилась, взяла салфетку и, начав вытирать глаза, сказала:

— Извини.

Почему я не был одним из тех парней, которые в таких ситуациях вытаскивают белоснежный платок и помогают даме вытереть слезы? Я спросил:

— За что? Тебе плохо — это не преступление.

Она слегка улыбнулась:

— Наверное, я выгляжу ужасно.

В моих глазах? Да ни за что в жизни. Но я оставил эту мысль при себе. У меня родилась куча вопросов, но я проговорил:

— Как насчет кофе? И куска торта? Эй, я знаю, они тут пекут жуткий сырный торт.

Тут Энн взглянула на меня. В тот короткий период, когда мы были любовниками, она после секса обожала выпить горячего какао с куском сырного торта. А я? Испытывал только радость от того, что лежу рядом с ней, только сердцебиение. Она кивнула:

— Кофе бы не помешал. Извини, я выйду, чтобы подправить лицо.

Женщины — они такие. На ваших глазах они умирают от горя, потом идут в дамскую комнату и возвращаются оттуда кинозвездами. А мужики? Ну, они горевать не умеют, если не считать упаковки пива и стакана виски в качестве утешения. Я подозвал официантку. Та неохотно приблизилась, и я спросил:

— Как насчет двух кофе?

Она состроила гримасу человека, готового тебя убить, и пробурчала:

— Сливки?

— Хорошая мысль. Давайте в полном комплекте.

Официантка потопала прочь. Я решил, что она давно уже не перечитывала последние строчки «Дезидераты». Надо будет посмотреть, что говорит по этому поводу мой календарь с пурпурным сердцем. Уж пусть будет что-то стоящее, иначе ему уготована мусорная корзина. Принесли кофе. Хоть я лишь недавно стал экспертом, я сразу понял, что кофе растворимый. Его выдавал запах. Неудивительно, что глянцевые журналы печатают статьи про кофеиновых снобов.