Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
В узких и тесных отсеках…
Это был первый выход U-1226 [33] в боевое патрулирование на атлантические коммуникации, и складывался он неудачно.
Путь из базы Хортен в Норвегии в заданный квадрат развёртывания занял три недели. При пересечении Атлантики, экипаж сознательно избегал неоправданных по риску контактов с кораблями противника. Ближе к Исландии вражеское давление только усилилось — патрульные «Либерейторы» [34], даже ночью засекая РЛС одиночную малозаметную цель, производили бомбометание, вынуждая U-1226 всякий раз скрываться под водой.
Дело усугубила череда технических неисправностей — сбои в работе шноркеля [35](очевидно залипание клапана). Что в итоге послужило причиной вынужденного всплытия субмарины. Всплытия в дневное время суток.
Беспокойный океан вытолкнул выдувшую лишний балласт лодку на поверхность, заурчавшую солярным выхлопом — истощившиеся аккумуляторы неизменно требовали подзарядки. Неожиданно в работе дизелей послышалась неустойчивость, заметная даже непрофессионалу. Старший механик тут же доложил о возникших проблемах и необходимости срочно заглушить двигатели, причём оба. Впрочем, обещая всё исправить… мигом.
Два 9-цилиндровых «MANa» стоящих на серии IXC/40 замолчали. Субмарина легла в дрейф, периодически запуская электромоторы, выводившие лодку из положения лага, выправляя нос на волну. Болтало изрядно.
Между тем обещанное «мигом» стармеха затянулось. И только относительная удалённость от чужих берегов и военных баз (в подтверждённом расчёте штурмана всплыли они где-то в четырёхстах милях к юго-востоку от Исландии) являлась успокаивающим фактором, что им удастся остаться вне внимания противника.
Верхняя вахта, вперёдсмотрящие, внимательно следили за небом, за горизонтом… — одетые в тёплые вязанные под горло свитера, накинувшие поверх тяжёлые прорезиненные плащи, привязываясь к рубке специальными ремнями, чтобы их не смыло волной за борт.
Внутри же, в узких отсеках при болтанке не обходилось без того чтобы кто-то да не приложился об торчащие вентили, различные патрубки и клапаны.
Даже за три недели похода стеснённая утроба подлодки вновь пропиталась сопутствующими запахами человеческих тел, ароматами камбуза, вонью вездесущей солярки…
Успевший отрастить сантиметровую щетину экипаж, рядовой состав, меняющий койку с соседом — с вахты в подвахту (только командир располагал отдельной каютой) выходил наверх по одному — высунувшись в рубочный люк, выцедить папиросу, получить в лицо солёными брызгами, глотнуть свежий воздуха, поглядеть на белый свет.
Какую-то дурную предначертанность видел во всём этом обер-лейтенант цур зее Ав густ-Вильгельм Клауссен, командир U-1226, подмечая, как безвозвратно, просачиваясь между утреней вахтой и вечерней, уходит время… в свои 25 лет, невзирая на привитую за годы войны оцениченность, всё ещё не утративший склонность к лирическим отступлениям:
«…будто забортная вода фильтрацией в прохудившихся уплотнителях, точно вот как эта промозглая северная Атлантика сквозь его толстый свитер и двубортную кожаную куртку».
Последняя директива командования, переданная положенным кодом (не придерёшься) однозначно давала понять, что дела на суше приняли совсем уж безысходный оборот.
— Die Flinte ins Korn werfen [36]? — прозвучало из его уст поговоркой, уходящей, наверное, ещё во времена ландскнехтов. Смысла впрягаться за Гитлера в этой бойне обер-лейтенант уже не видели.
Мысли о возвращении домой… ностальгические образы далёкого Фатерлянда перечёркивались реалиями сводок с фронтов — сжимающихся тисками с запада и востока. И никакая высокопарная болтовня Геббельса не могла уже затмить горькую правду, лишь предвещавшую большую военную катастрофу Рейха.
То, что Германию ждёт незавидная участь, это понимали уже даже самые наивные и упёртые.
«И будет нам как бы не похуже, чем после Великой войны [37]. Тут не прикроешься тем, что не имеешь никакого отношениям к разнузданности головорезов из СС на славянских землях. Здесь на западном направлении мы тоже порой, и давно уж, обходимся с противником далеко не по-джентльменски. И коли погибать от рвущихся вокруг глубинных бом, в окружении тонн воды — то всем скопом, в стальном гробу — одним на всех».
…год назад на U-469 сгинул брат Эрнст.
«Если не гибель… — плен»?
Ходили слухи и прочие выуженные из эфира обещания озлобленных британцев, готовых мстить за свой «вчерашний» бессильный страх перед «волчьим стаями», за потери торгового флота и жертвы среди гражданских моряков [38].
«Неизбежные в таком деле жертвы», — передёрнул Клауссен, будто желая оправдаться. И с радостью отвлёкся от тягостных дум — очередная «голова на перекур», высунувшаяся из люка сообщила, что у оператора радара есть новость — что-то засёк в своих диапазонах.
Выругавшись, обер-лейтенант поспешил вниз, спускаясь по скоб-трапу, стягивая лоснящуюся влагой одежду. Пользоваться стоящим на лодке FuMO [39] в режиме активного поиска он запретил, полагая… обоснованно полагая, что враг может наводить свои силы на активное излучение радара. Тем более что дальность его действия была, по-честному, никакой.
Ведающий тонкой аппаратурой обер-маат [40] дисциплинировано пользовался только пассивным радиолокационным обнаружителем, и сообщал, что уловил характерный для работы РЛС всплеск. Правда, сигнал был короток и больше не фиксировался.
Подождав немного, общим мнением этот «звоночек» хотели уже списать на вероятный скачок напряжения в радиоэлектронных потрохах приёмника. Однако подтверждение о наличии поблизости противника — надводного корабля, пришло и от акустиков.
— Работа эхолота. Далеко. Но сила импульсов в пике велика. Военный! — безапелляционно заявил старший поста, логично мотивируя: мощной активной гидролокационной системой мог располагать только боевой корабль.
Через некоторое время он уловил и шумы винтов.
Определяясь на ориентир неизвестного источника и главное достаточно большую удалённость, обер-лейтенант оценил степень угрозы, как низкую, решив, что пока можно посидеть наверху. Не столько переживая за чью-то мощную гидроакустику (в данном случае в надводном положении лодка была в большей безопасности, поскольку волнение на море должно создавать помехи прохождению акустических сигналов вблизи поверхности), сколько опасаясь работы вражеского радара.
Новый импульс не замедлил отобразиться на приёмнике минут через тридцать. Дверь радиорубки была открыта, и «слухачи» свободно поддерживали голосовую связь с центральным постом. Акустик в своих наблюдениях был ещё более уверенным, определяя чёткий пеленг на шум:
— Что-то крупное. Два винта или более. 12–14 узлов. У него немного странные эволюции: явно рисует противолодочный зигзаг, но довольно растянутый. Я бы сказал, спрямляет. Если останется на прежнем курсе, пройдёт мимо на удалении, милях в шести. Очень так предсказуемо пройдёт.
…и повторялся, не снимая наушников, вращая маховик поисковой настройки гидрофонов:
— Очень мощные посылы эхолота. Однако нас не замечает.
— Или мы ему неинтересны, — обмолвился обер-лейтенант, протянув, — в шести милях?..
— Можем его взять? — воззрился второй офицер, догадавшись, к чему примеряется командир.
— Как-то всё просто. Может охотник… подбирается к нам?.. — иду, дескать, по своим делам, никого не вижу, никого не трогаю. Что, говорите,
Эрвин?.. — атаковать?
У нас батареи на две трети севшие. Кстати! Запросите страмеха — сколько эта чёртова пауза с дизелями может тянуться⁈
Из машинного отделения ответили: «Ещё немного».
— Да что б его!.. А конкретней?.. — не дожидаясь ответа Клауссен потянулся за висящем на крючке непромокаемым плащом, решив скоротать время сигаретой, вновь поднявшись наверх, на мостик.
— Внимание вахта — смена, — чередом оповестила трансляция.
— Разрешите заступить? — нарисовался припухший ото сна обер-боцман — четвёртый вахтенный офицер.
— Валяй.
Дизеля заработали спустя пятнадцать минут. По корпусу лодки пробежала перебойная дрожь при запуске. Затем они затарахтели чуть ровнее, накручивая на коленвалах.
— Эй, там. Малые обороты, — гаркнул вниз обер-лейтенант.
2200-сильные «МАЫы» издавали невероятный шум внутри лодки и сильную вибрацию. Казалось, что их слышат на пол океана.
Особенно вражеские акустики. Серая дымка осенней Атлантики скрывала их там, где-то с правых носовых углов.
Клауссен лишь бросил в ту сторону короткий взгляд, щурясь навстречу пронизывающему ветру, и не надеясь что-то разглядеть, если уж верхняя вахта с биноклями молчала… — видимость ни к чёрту.
«Пройдёт стороной? Пусть идёт, кто бы там ни пёрся траверзом. Тем более в свете последней обезоруживающей директивы штаба. А вот что делать нам вообще»?..
Тут он ещё не принял решения. «Надо обдумать».