Бахрейнский жемчуг считался тогда лучшим и почти весь доставлялся на продажу в Ормуз. Из Ормуза он распространялся по всему миру, попадая и на Русь, где «гурмыжские зерна» были в большой цене.

Бахрейнские острова очень живописны. Море кругом так прозрачно, что невооруженный глаз ясно видит глубину кораллового дна. Новейшие изыскания открыли на островах памятники глубокой древности; здесь бывали, а может быть, и господствовали когда-то финикийцы, вавилоняне, а затем персы.

Начиная с Ормуза, или Гурмыза, как звали его тогда на Руси, записки Никитина становятся более интересными. Чувствуется, что путешественник попадает в «незнаемые» на Руси края, если и известные, то только понаслышке.

Ормуз — маленький бесплодный островок Персидского залива в нескольких километрах от берега. Благодаря своему географическому положению он долгое время — несколько столетий — был центральным пунктом торговли между отдаленнейшими странами Востока и Запада. Сюда привозились индийские товары, и отсюда начинались регулярные переходы к Черному морю, Константинополю, в среднеазиатские страны и через Ширван на Русь.

Вопреки тяжелым естественным условиям: палящей жаре, почти полному отсутствию источников пресной воды и т. д. — на этом небольшом скалистом островке возник богатый, роскошный город, за обладание которым боролись персы с арабами, а потом англичане с португальцами. Про Ормуз говорили, что «если бы мир был кольцом, то Ормуз был бы перлом в нем».

«Гурмыз же есть пристанище великое, всего света люди в нем бывають, и всякы товар в нем есть, что на всем свете родится, то в Гурмызе есть всё», — пишет Никитин.

По свидетельству путешественников, Ормуз был городом роскоши и удовольствий и ужасающей нищеты. Несмотря на все бесплодие почвы и отсутствие воды, которую местные жители привозили в барках с материка, здесь цвели роскошные сады. Нигде знатные и богатые женщины не носили столько драгоценностей и таких роскошных тканей, как в Ормузе. По ночам в городе гремела музыка, пиры следовали за пирами. В то же время сотни ремесленников и бедняков погибали от безводья и болезней.

Самым страшным врагом ормузских жителей была жара. Досталось от нее и Никитину. «А в Гурмызе, — пишет он, — есть варное [палящее] солнце, человека съжжет». Но опыт научил жителей, как бороться с жарой и смертоносным самумом, от которого пряталось все живое. Днем улицы города покрывались коврами и циновками, чтобы ноги не прикасались к раскаленной почве, над улицами натягивались ткани, создававшие искусственную тень; на перекрестках стояли верблюды с водой. Когда начинался самум, жители залезали в искусственные водоемы и сидели в них до тех пор, пока не стихал палящий ветер.

Интересно в записках Никитина то место, где он говорит о морских приливах, наблюдавшихся им на Ормузе: «…а Гурмыз есть на острове, а ежедень поимаеть его море по двожды на день».

«В Гурмызе был ясми месяць, — пишет Никитин, — а из Гурмыза пошел есми за море Индейское по Велице дня в Фомину неделю, в таву с коньми». Среди этих коней был и дорогой жеребец, купленный Никитиным в Персии.

Из Ормуза Никитин выехал 9 апреля 1469 года. Судя по тому, как он старался сократить расходы, как сетовал на дороговизну еды, средств у него было не много. Его чуть не полуторагодовые торговые скитания по Персии, видимо, не увенчались большим успехом, и на Русь еще не с чем было возвращаться. Тем не менее, остатки спасенных ценностей Никитин, видимо, сумел пустить в оборот и приобрел коня.

Бродя по Персии, он услыхал, что «во Индейской же земли коня ся у нихь не родят; в их земли родятся волы да буволы, на тех же ездеть и товар иное возять, все делають». Вот он и рискнул затратить большую часть своих средств на покупку очень хорошего, дорогого жеребца, которого решил доставить в Индию. Конечно, манила его не одна только торговая выгода — «прибыток».

В Ормузе он прожил месяц, готовясь к переезду по морю в Индию.

В апреле 1469 года, купив жеребца для продажи в Индии, Афанасий Никитин пошёл «за море Индийское в таве (беспалубная лодка с одним парусом. — Авт.) с коньми». Шесть недель длилось путешествие до индийского берега. По пути корабль заходил в Маскат — большой город на аравийском берегу, останавливался в Диу — порт на южном берегу полуострова Катьявар. Из Диу корабль заходил в Камбай — самый богатый город мусульманского царства Гуджарат («Кузрят» — по написанию Афанасия Никитина), расположенного в северо-западной части Индийского полуострова.

Область Камбай славилась своими текстильными изделиями. Афанасий Никитин записал, что здесь выделываются «алачи» — ткань из сучёных ниток, «кинь-дак» — бумажная набойчатая ткань, «пестрядь» — ткань из разноцветных ниток. Здесь добывали «ахик», то есть сердолик, и выделывали знаменитые индийские краски. Гуджарат (или Гуджерат), по словам Афанасия, был богат солью.

А вот природа Индии Никитина не удивила. Он уже перед этим видел много пейзажей, нисколько не похожих на его родные леса с перелесками под Тверью.

В Чауле, на западном берегу Индии, недалеко от современного Бомбея, морское путешествие Афанасия Никитина закончилось. «И тут есть Индийская страна», — записал он. С большим любопытством он начал приглядываться к незнакомой земле. Дневник его становится подробнее. Он рассказывает о людях, о религии и войнах, о рынках и обычаях.

В первый момент Афанасия Никитина особенно поразила одежда индусов. Вся она состояла из набедренной повязки. Только индийские князья и бояре носили «фату» на голове и на плечах. Он обратил внимание на их вооружение и записал, что «слуги княжие и боярские, фата на бедрах обогнута, да щит, да меч в руках, а иные с сулицами, а иные с ножи, а иные с саблями, а иные с луки и стрелами».

В другом месте, описывая толпу богомольцев около знаменитых храмов Парваты, Никитин снова с удивлением пишет: «Все нагы, только на гузне плат; а жонки все нагы, только на гузне фота». Но были и другие «жонки», людей зажиточных: они не только в «фотах», то есть в покрывалах, но у них «на шиях жемчуг, много яхонтов, да на руках обручи да перстьни златы».

Надо сказать, что обилие драгоценностей на индийской женщине не всегда говорило о большом богатстве. Каждый житель Индии, обладающий хоть каким-нибудь достатком, на все свои средства старался купить драгоценностей своей жене и дочерям.

Своеобразный наряд индийцев изумлял не одного Никитина, ему дивились все путешественники прошлого. Марко Поло, говоря о Малабарском побережье, даже иронизирует и пишет, что «во всей провинции Малабар нет ни одного портного, который сумел бы скроить и сшить кафтан, так как все ходят голыми».

Не меньшее удивление вызвал у жителей голубоглазый, светловолосый Никитин. «Яз хожу куды, ино за мной людей много, дивятся белому человеку».

Еда индусов не понравилась выросшему на щах, пирогах и каше тверичу. «А ества же их плоха», — пишет он. Чем же был так недоволен Никитин? «Ядят брынець, да кичири с маслом, да травы розныя ядят, а варят с маслом да с молоком». Брынец — это искаженное слово «бириндж» — «рис». Кичири (кхичри) — это блюдо из риса с маслом и приправами.