…Никто не знал, откуда берутся в коконе дети, из какого семени создается эта новая, да и новая ли, жизнь. Некоторые из тех немногих, кто знал о существовании подобных людей, считали их пришельцами из космоса, другие – человеческими существами из будущего, а кто-то уверенно утверждал, что это обычные дети нашего времени, в младенчестве помещенные в кокон, и уже в нем приобретшие необходимые качества. Впрочем, это было неважно. Для большинства занятых своими повседневными заботами людей их просто не существовало…

* * *

Аурелия сидела за деревянным грубо сколоченным почти чистым столом в маленькой комнатушке постоялого двора, низко склонившись над книгой, страницы которой слабо освещала чадящая свеча. Борг продолжал выполнять функции учителя и после их расставания. Через пару дней после отъезда, на очередном привале Аурелия обнаружила в мешке, заботливо собранном хозяином замка, толстую книгу в кожаном переплете с названием «Творящие существа». На первой странице размашистым почерком было написано послание: «Ты хотела знать об этом мире… Читай и запоминай… А когда начнешь понимать и принимать, ты станешь его частью…». Строки показались ей тогда немного напыщенными, однако чем дальше Аурелия углублялась в аккуратно исписанные мелким округлым почерком страницы, тем понятней ей становилось, что читать ей еще и читать… Не во все получалось верить сразу. Вот и сейчас, она читала о вневременных, скорее, как о каких-то несуществующих чудищах, и даже не пыталась представить, как они выглядят… Не говоря уже об оценке реальности их существования.

«Впрочем, – подумала Аурелия, – некоторые не верят в возможность лечить своей жизненной силой, и я, возможно, для кого-то тоже просто сказка…». Девушка засмотрелась на свечу, и ее мысли привычно потекли по уже проложенному ровными прочитанными рядками руслу: «Так, возможно, люди, живущие только прошлым, были просто лишены будущего каким-то не очень терпеливым жнецом, запеленывающим в кокон ребенка?».

…По истечении семи лет этот ребенок оказывался в очень тонком коконе из одного слоя нитей. Жнец встречал вневременного, аккуратно распутывая оставшиеся нити, для того, чтобы бережно вернуть их владельцам… В старости у таких людей появляются легкие сожаления об утерянных возможностях, которые так и не были воссозданы до конца…

Аурелия задумалась о том, как же сами вневременные чувствуют время… Почему всех их зовут одинаково, почему не назвать ребенка, например, вневременный Берн или вневременный Туран? Как они различают друг друга при встрече? Следующий вопрос возник из предыдущего. Как она сама чувствует время? Иногда внутри Аурелии возникало странное ощущение, как будто она оказывается вне времени и пространства. Места и лица окружающих людей кажутся незнакомыми. В такие моменты окружающие голоса звучат в ее голове неразборчивым фоном, удаляющимся эхом, и она старается привязать себя к реальности рутинными делами. Распорядок дня – как схема, как скелет, который обрастает плотью событий, будничной одеждой, в карманах которой иногда оказываются яркие, неожиданные, а порой необъяснимые и непонятные самому хозяину вещи.

Свеча догорала, и Аурелия с сожалением подумала о том, что ей, несмотря на свою любовь к чтению, все же придется отправляться в кровать. Сырую и холодную кровать. Как-то странно было платить за ночевку в неотапливаемой сырой комнате на чердаке, и ночевать бесплатно внизу – в огромном отапливаемом и освещенном зале… Впрочем, сегодня Аурелия была рада уединению, находиться среди толпы выпивших, болтливых и не очень знакомых с гигиеной людей ей отчаянно не нравилось.

В ту ночь Аурелии едва удалось согреться, и уснула она лишь под утро. Во время короткого не дающего свежести сна ей приснился мужчина с немигающим взглядом. Он протянул ей два металлических шарика. Она послушно их взяла, привычно увидев в руках некрупные черепа. Оторвав взгляд от них, она посмотрела выше, формулируя в голове вопрос, но, как и боялась девушка, перед ней уже не было никого. Она стояла одна на заснеженной улице, хлопья снега покалывали кожу, опускаясь ей на лицо, и Аурелии, почему-то, отчаянно хотелось плакать.

* * *

Чувство опасности разбудило Аурелию. Было не понятно, кому она угрожает. Неужели это опять касается братьев? Верес должен спокойно спать в соседней комнатушке. Борг – в своем мрачном замке. Может ему не спится? Вытерев мокрое от слез лицо, Аурелия пыталась продлить недолгие мгновения отдыха и уединения. Впрочем настойчивый стук в дверь не оставлял для этого много шансов.

На пороге стояла пятилетняя светловолосая девочка и плакала. Лицо же ее было поразительно знакомым, и Аурелия, вытирая собственные слезы, пыталась судорожно сообразить, как же ей успокоить ребенка.

– Мамаааааааа! Мааааааааааааама! – девочка протянула к Аурелии ручки и вцепилась в ее ногу.

Аурелия упала на колени и оцепенела. Глядя на маленькую копию себя самой, она пыталась уложить происходящее в свое и так уже порядком расшатанное сознание. Как будто обрывалась еще одна нить, соединяющая ее с реальностью, как будто она опять не понимала, где она, и что происходит вокруг. Как будто почва уходит из под ног, и нет возможности найти устойчивую опору.

Ребенок, тем временем, продолжал плакать, и Аурелии не оставалось ничего другого, как крепко обнять девочку и прижать к привычно отозвавшемуся сердцу.

* * *

Вскрикнув, Аурелия подскочила на кровати и рванула к двери. Остановилась. Прислушалась. Было тихо. Выглянув за двери и никого не увидев, Аурелия села на кровать. Это был сон. Это был сон. Это был сон. Всего лишь сон. Полная реальность ощущения присутствия рядом родного маленького человечка была настолько очевидна, что теперь не до конца проснувшееся сознание Аурелии отказывалось принимать окружающую его действительность. На улице светало, первые петухи готовились пронзительно возвестить об этом весь белый свет, а странно уставшая девушка сидела, сгорбившись, на кровати, пытаясь восстановить собственные границы сознания и прислушиваясь к внутренним ощущениям.

* * *

Спустившись вниз, она увидела Вереса. Он был как обычно задумчив, и эта задумчивость и молчаливость, напоминавшая поначалу о Борге, потихоньку начинала раздражать Аурелию. За ней чувствовалось сведенное в точку сознание, зацикленное на травмирующем переживании. У него не было способности Борга приковать к себе внимание одной фразой, заставить себя понять, оказавшись сразу в центре твоей собственной жизни. Аурелия подавила вспыхнувшее раздражение, и напомнила себе о том, что прошло еще слишком мало времени для того, чтобы Верес стал таким, каким был прежде – веселым, жизнерадостным и уверенным в себе молодым двадцатидевятилетним мужчиной. Впрочем, девушке было сложно представить его именно таким, и она скорее просто верила словам его старшего брата. Ранняя седина на висках, напоминающая о пережитом, не добавляла возраст, а делала черты более утонченными. Аурелия поймала себя на мысли о том, что как только она перестает раздражаться, то невольно увлекается рассматриванием и разгадыванием черт его лица и характера, позволяя мыслям о нем если не оказаться в центре ее собственных размышлений, то очень близко к нему. Немного смутившись собственного внимания, она опустилась на лавку напротив Вереса и молча потянулась к ожидавшей ее тарелке с дымящейся кашей и кружке с горячим отваром.