По команде лейтенанта двое бойцов с винтовками в руках отконвоировали их в деревню неподалеку и передали особисту. Им оказался средних лет старший лейтенант. Он почти беспрерывно курил, и в комнате висели клубы дыма.

– Сами признаетесь? – с ходу спросил он.

– Мне не в чем признаваться! Я был на оккупированной немецкими войсками территории, но не в плену, – твердо заявил Иван. Первого начали допрашивать его, Алексей ждал своей очереди в коридоре.

– А как оказались в нашем тылу? Почему вас задержали не на передовой?

– На самолете за минуты пролетели. У меня карты не было, где линия фронта – непонятно.

– У тебя же планшет с картой изъяли! Врешь!

– Сами посмотрите, карта кончилась еще за Слуцком.

– Рассказывай подробно.

Иван рассказал, как вылетел на задание на «ишаке», был сбит и выпрыгнул с парашютом. Встретил в лесу Алексея, и они решили вместе выходить к нашим. По пути наткнулись на разбомбленный аэродром. Один из самолетов оказался цел, на нем они и прилетели.

– Все?

– Все.

– Складно говоришь. Ладно, проверим.

Особист вызвал конвоира, Ивана увели в сарай и заперли. Сарай был дощатым, доски гниловатые, и запросто можно было оторвать одну из них и выбраться. Только вот документы его остались у особиста, и своим побегом он только усугубит подозрения в свой адрес.

Иван уселся на ящик, стоящий в углу. Вот положение! Не предатель, но если начнут копать всерьез, проверки он не выдержит. Есть много деталей, которых он не знает. Спросят, к примеру, фамилии летчиков его звена или фамилию командира эскадрильи – и все, абзац!

Настроение у Ивана было подавленное.

Через полчаса в сарай втолкнули Алексея.

– Ну, что? Как?

– Хреново, – ответил тот. – Особист склоняет меня подписать бумагу, что ты немецкий агент.

– Я? Ты же сам видел самолет, сам предложил улететь.

– Чтобы лопнули мои глаза! Лучше бы мне его не видеть! Добрались быстро, прямо экспресс. А кончиться все это может плохо.

Оба замолчали. Перспективы их не радовали, а главное – они ничем не могли подтвердить свои слова.

– Леш, нам надо говорить, как было на самом деле, и твердо стоять на своем. Тогда не подловят на деталях.

– Ага, – кивнул Алексей, – мать только не переживет.

– Чего?

– Если нас к стенке поставят. Погиб бы на поле боя, как другие, так хоть не позорно было бы.

Алексей горестно махнул рукой, а Иван подумал, что о нем и сообщать некому. Его родители в сорок первом году еще не родились.

Но на допрос особист их больше не вызывал.

Прошло два дня. Арестованных скромно кормили: утром – жидкий чай с куском черного хлеба, в обед – миска перловки с хлебом, вечером – снова чай с хлебом.

На третий день стала слышна отчетливая канонада, похоже – немцы шли в наступление.

Иван забеспокоился. Их могут отправить дальше в тыл, а вполне вероятно, что и расстрелять.

К обеду третьего дня двери сарая распахнулись, и возникший в дверном проеме конвоир приказал:

– Руки за спину! Идите в избу, – и клацнул затвором.

В комнате стоял уже знакомый им особист. На его стуле сидел другой военный, но без знаков различия на френче. Судя по тому, как тянулся перед ним особист, это был его начальник.

– Товарищ старший лейтенант, доложите, что по задержанным?

– По летчику из дивизии доложили по телефону, что в списках такой числится. Вылетел двадцать шестого июня на боевое задание и не вернулся. Более точных сведений получить невозможно. Полк понес серьезные потери в технике и личном составе. Члены штаба и технические службы убыли на переформирование.

– Скажи-ка, сержант, – военный поднял глаза на Ивана, – как называются главные улицы в Ростове?

В Ростове Иван был два года тому назад, ездил к тетке, и некоторые улицы знал.

– Проспект Буденного, еще Ленина.

– Ладно, держи документы и личное оружие.

На краю стола лежали стопкой его документы и ремень с кобурой. Иван схватил документы, открыл красноармейскую книжку, закрыл ее, все аккуратно уложил в нагрудный карман и опоясался кобурой с пистолетом.

– Подожди в коридоре, – бросил ему военный.

– Есть! – Иван вытянулся по стойке «смирно», четко повернулся и вышел. Раз вернули документы и оружие, значит, подозрение в предательстве снято.

Из комнаты послышались голоса, а спустя минут пять вышел Алексей – тоже с поясным ремнем.

– Что?

– В пулеметную команду определили. Приказали ждать старшину.

Дверь распахнулась:

– Кравчук!

– Я! – Иван зашел в комнату.

– Можешь вылететь на разведку? Немцы прорвались, штабу корпуса надо знать положение.

– Горючего мало. И наблюдателя бы ко мне во вторую кабину. Мне за воздухом смотреть надо, чтобы немецких истребителей не прозевать.

– Горючим заправим. Жди у самолета.

Иван вышел из избы. Грудь распирала радость. Как бы дальше ни сложилось, но теперь он свободен.

Он направился к месту, где оставил самолет. Там стоял часовой.

– Отойди, не положено! – часовой наставил винтовку на Ивана.

– Ты что, очумел? Я же пилот! Самолет сейчас заправлять будут.

– Мое дело – охранять. Отойди!

– Ну и черт с тобой! – Иван сплюнул, отошел и уселся на разбитый артиллерийский передок.

Вскоре подъехала полуторка, из кабины выпрыгнул старший лейтенант.

– Ты летчик?

– Так точно!

– В кузове канистры с бензином, заправляй самолет.

– Часовой не подпускает.

Старлей подошел к часовому. О чем они говорили, Иван не слышал, только часовой отошел в сторону.

Шофер достал из кузова жестяные квадратные канистры – Иван таких не видел никогда. Для него были привычнее железные, с тремя параллельными ручками сверху, на крышке. Только позже он увидел такие на фронте. Они оказались немецкого производства, с орлом и свастикой на боковине.

Иван взобрался на крыло и слил в бензобак одну за другой все три канистры. Бензин плескался уже у самого верха.

– Готово! – доложил он старлею.

– Карта есть?

– Только западные районы, – развел руками Иван.

– Ладно, попробую сам отметить.

Старлей взобрался в заднюю кабину, а Иван подозвал часового.

– Как махну рукой, резко дернешь за винт. И сразу отбегай, если не хочешь без рук остаться. Понял?