Михаил Прохоров ответил не сразу. Поскреб небритую щеку, а затем произнес:

– Нет, не предатель я.

– А как тогда в плену оказался? Ведь красноармеец, а тем более офицер, должен драться до последней капли крови. Или тебя раненым захватили, когда ты сознание потерял? Многие такие истории рассказывают.

– При памяти я был. Только никого не предавал. Глупо все получилось. Я на «Дугласе» летал. Мы с подмосковного аэродрома в тыл немцам по ночам рейсы делали. Белорусским партизанам оружие, медикаменты, боеприпасы, инструкторов доставляли. Ну а оттуда детей, раненых эвакуировали.

– Нужное дело. Ночью сложно летать?

– Почти вслепую идешь. Радиопереговоры строжайше запрещены.

– А садились как?

– На лесной аэродром. Партизаны костры разведут, вот тебе и полоса обозначена. Ее сверху только и видно. Сели мы, как обычно, а оказалось, что это немцы ложную полосу обозначили. Мы только тогда спохватились, когда они уже в грузовом отсеке оказались. Об одном жалею, что не успел самолет подорвать. А ведь у нас на борту и взрывчатка, и гранаты были. Легко сказать – до последней капли крови сражаться. Я всю обойму расстрелял. Но навалились, скрутили. Что я мог сделать?

– Да, глупо получилось, – согласился Филатов. – Ты не герой, но и не предатель. И я глупо в плен попал. Послал нас командир полка «языка» добыть. Я немецкий знаю. Под Энгельсом жил, там, где немецкая автономия. У нас в колхозе почти одни немцы были. Работящие, хозяйственные. Ты бы видел, какие у них коровы, только что одеколоном не пахнут… Не одного «языка», а целых двух взяли. А когда возвращались, с дороги сошли, заблудились. Вижу, огоньки, техника. Мы туда, через березовую рощу. Только когда близко подошли, сообразили, что это не наши, а немецкие позиции. Фронт на месте не стоит. Фрицы метрах в двадцати. А мы в лесочке, «языки» с нами. Капитан, чтоб фриц нас криком не выдал, своему «языку» ножиком горло сразу без лишних слов и перерезал. А я своего пожалел. Молодой немчик был, совсем зеленый. Вот только, оказывается, зря. Из-за моей жалости нас в плен и захватили. Прикажи мне капитан его сразу убить, я б… А командир сказал – сам думай. Вот и думаю до сих пор, предатель я или кто? Простота, она иногда воровства хуже, – Филатов полез в карман, вытащил обрывок бумаги и тряпицу, завязанную узелком…

– Табак, что ли? – удивился Прохоров.

– Табак не табак, а курить можно. Главное, что дым идет. Я же в деревне рос. Отец у меня сильно в травах разбирался. От всех болезней лечил. – Филатов аккуратно разорвал бумагу пополам, развязал узелок и насыпал мелкую сушеную траву.

– А что за трава, которую вместо табака курить можно?

– Секрет, – то ли всерьез, то ли в шутку ответил Филатов, но травы так и не назвал.

Мужчины скрутили самокрутки. Михаил достал спички – в потертом коробке их было всего две штуки.

– Я первый прикурю. Жалко будет, если ветром задует.

– Не шикуй. Спрячь свое добро, – Илья достал из кармана небольшую потертую линзу, навел ее на солнце, сфокусировал пятнышко на конце самокрутки.

Вскоре поднялся дымок. Филатов пару раз затянулся и дал прикурить от самокрутки Михаилу.

– Одно плохо – ночью не прикуришь, – усмехнулся Илья. – Лагерная жизнь чему хочешь научит. Тут и шилом бриться научишься.

Михаил затягивался дымом, вкусом он немного напоминал табачный, хотя чувствовалось, что не крепкий, даже в горле не першило, но обмануть себя было можно.

– Меня держись, – сказал Филатов. – У меня всегда курево есть. Мне не жалко, поделюсь.

На плацу появился словак Водичка. Парикмахер торопливо шел со своим саквояжем, опасливо покосился на виселицу, приостановился, несколько раз часто перекрестился и подошел к охраннику. О чем-то недолго с ним поговорил, после чего тот разрешил подойти ему к проволоке.

– Эй, – махнул рукой он Михаилу, – тут тебе передать просили.

Ничего не понимавший Прохоров подошел к Водичке, с которым был знаком постольку-постольку. Пару раз ремонтировал ему ботинки…

– Держи, – парикмахер подал сквозь колючую проволоку, стараясь, чтобы этого не видел охранник, сверток. – Только сейчас не разворачивай. Зубков перед казнью просил тебе передать. Это жилетка, теплая. Покойный извинялся, что дырка в подкладке. Сказал, зашить все хотел, да не успел. Мол, передай Прохорову, чтоб обо мне помнил и дырку обязательно зашил. – Водичка через плечо покосился на виселицу, словно висевший в петле Зубков мог подтвердить его слова.

– Спасибо, – принял подарок покойника Михаил.

– Не мне спасибо, а ему. Я только последнюю просьбу выполнил. Да, кстати, – тихо заговорил словак, – тут на днях будут подбирать тех, кто в мастерской по изготовлению и ремонту инструмента работать станет. Там же теперь никого не осталось, всех повесили. Если есть, чем заплатить, могу устроить.

– А чем я заплачу? – развел руками Прохоров. – Разве что жилеткой подаренной. Да и та дырявая. Кому она из администрации нужна?

– Ладно, может, что-нибудь и придумаешь. Жизнь, она всегда сюрпризы преподносит. А безвыходных положений не бывает. Всегда что-то образуется. Ну, я пошел.

Михаил неторопливо двинулся к Фролову. Подарок от покойника был абсолютно неожиданным. С Зубковым они в одной части не служили, да и в лагере особо близки не были. Лишь как-то один раз разговорились. И разговор этот был о побеге. Не то чтобы конкретно что-то замышляли, договаривались, а просто рассуждали, вот как и сейчас с Ильей. Что, мол, без мечты вырваться отсюда, оказаться на воле, в лагере долго не продержишься.

И тут же в памяти всплыло то, как Николай Зубков, идя к виселице, глянул Прохорову в глаза и сделал вид, что закладывает большие пальцы под невидимую жилетку, словно в пляс собирался пуститься.

– Вот, подарок получил от покойничка. – Михаил устроился рядом с Ильей.

У обитателей лагеря вещей самый минимум. Тут все имеет свою ценность, все найдет применение. Старой поношенной жилетке по справедливости уже давно было нужно оказаться на помойке.

– Хорошая, теплая, – оценил подарок Фролов, перебирая пальцами материю. – Сукно толстое. Наверное, ее раньше важный господин носил. Видишь, как аккуратно петли обметаны и пуговицы…

– Только дырявая, – развернул жилетку Прохоров и показал на большую дырку в атласной подкладке. – Ну, да ничего. Завтра в мастерской дратвой и зашью, раз Зубков так хотел.

– Слушай, может, тебе Зубков что-то в ней передал? – зашептал Илья.

Рука Михаила тут же скользнула в дырку, но сколько ни искал, ничего под подкладкой он не обнаружил.

– Не по сезону подарок. Лето на носу. А до холодов еще неизвестно, доживем ли?

– Примерь.

Прохоров надел жилетку, та была ему великовата. Прежний, еще до Зубкова, владелец наверняка был с животом, а на лагерных харчах худеешь быстро.