— Надеюсь, ты не намерена сбежать на фронт? — сурово спросил у нее отец.

— Зачем ты так, Николай Николаевич? — с мягкой укоризной отозвалась профессорская супруга Елизавета Викентьевна. — Маша девушка разумная, не легкомысленная.

Профессор недовольно фыркнул:

— Брунгильда тоже рассудительная. А собирается с концертами на Дальний Восток. Ублажать японцев моцартовскими сонатами.

Старшая его дочь, имевшая успех как пианистка и в Петербурге, и на гастролях в Европе, густо покраснела и низко опустила пышную золотистую головку к тарелке с телячьей котлеткой. Длинные ресницы увлажнились, слезинка упала на тушеную капусту.

— Я только говорила, что наши консерваторки высказывали сегодня такое мнение, — дрожащим голосом возразила красавица. — Ехать никуда не собиралась.

— Николай Николаевич, молодежь у нас воспитана в патриотическом духе, первая реакция ее на известие о боевых действиях чрезмерно воодушевленная, — увещевала Елизавета Викентьевна, с сочувствием поглядывая на дочерей и в то же время понимая крайнее напряжение своего супруга. — Нельзя осуждать детей за это.

— Я и не осуждаю, — пробурчал профессор. — У нас в университете молодежь тоже устроила сходку. Наслушался я пламенных речей на сто лет вперед. Не пугаться желтой тучи, поднимающейся на Дальнем Востоке! Не уходить из Маньчжурии — дважды отступали перед Константинополем, и что из этого вышло? России предназначено выполнить культурную миссию в Восточной Азии: защитить интересы Европы на Дальнем Востоке, как и в период монголо-татарского ига!.. Но с глупостями спорить бесполезно. Безыдейная, безразумная война, дележ шкуры чужого медведя! Ничего путного из нее не выйдет — не обольщайтесь! Погубят только людей.

Над столом повисла тишина. Выдержав паузу, Мура поинтересовалась:

— А не было ли телефона от Клима Кирилловича?

— Нет, — с готовностью отозвалась Елизавета Викентьевна. — Я тоже беспокоилась: не отправился ли доктор в Военное министерство? Позвонила Полине Тихоновне. Она сообщила, что ее Климушка срочно выехал по приглашению Карла Иваныча Вирхова.

— На место преступления? — Мура оживилась.

— Да, доченька, в ресторане «Лейнер» убийство, — пояснила мать.

— Счастливый Клим Кириллович, — завистливо протянула Мура, — и господин Вирхов тоже. У них настоящие преступления, а у меня… Одни сумасшедшие.

— Неужели еще один объявился? — скривился в усмешке профессор Муромцев. — Рассказывай, кто таков.

— Бедный господин утверждает, что он последний из Бурбонов. Владеет страшной тайной об Орлеанской девственнице.

Профессор побагровел, вилка в его руке воинственно сверкнула.

— Над тобой просто кто-то издевается! Какой-то розыгрыш! Мне кажется, испанские Бурбоны крепко сидят на троне: что-то не слышал, чтобы им пришел конец! Да и остальные, хоть и без трона, благополучно здравствуют в Европе.

— И чего же хочет твой Бурбон? — мягко скорректировала мужа супруга.

— Говорит, у него в доме бродят призраки. Шаги раздаются, стуки, звуки странные. — Мура сосредоточенно копалась в тарелке с телячьей котлеткой, сменившей тарелку с супом.

— Надеюсь, ты к нему не отправишься, — утвердительно заметил профессор.

— Конечно нет, папочка, — вздохнула юная владелица детективного бюро, — Софрон Ильич сам справится. Но самое худшее — я ощущаю себя совершенно бесполезным созданием. Кому сейчас, в такой исторический момент, нужна история? Кому какое дело до Орлеанской девственницы и моего любимого средневековья?

Брунгильда ласково взглянула на сестру и подхватила:

— И я, Мурыся, так же себя чувствую. Почему мы такие бесполезные?

Дочери профессора Муромцева так жалели себя, что на их глаза навернулись слезы. Утерла краешком фартучка набежавшую слезинку и бесполезная для войны Глаша.

— Прекратите истерику! — властно потребовал профессор. — Замуж вам пора. Враз о всяких глупостях забудете.

Девушки обиделись на неожиданную реплику отца, грубо пресекшую их патриотический порыв, и застыли с оскорбленным видом над опустевшими тарелками.

Но долго предаваться печали им не пришлось: элегическую грусть прервал звонок во входную дверь.

— Может, это наш Клим Кириллович? — примиряюще предположила Елизавета Викентьевна.

— Наконец-то, — злорадно бросил профессор. — Избавит меня от дамских припадков. Да и вам брому даст.

Но в следующую минуту надежды профессора рухнули. В дверях возникла Глафира и, прикрыв за собой тяжелые дубовые створки, громко зашипела:

— Господин Муромцев, к вам генерал Фанфалькин. Прикажете принять?

Женская часть семейства Муромцевых растерянно переглянулась. На немой вопросительный взгляд отца барышни пожали плечами: фамилия ничего им не говорила.

— Интересно, — процедил профессор и через секунду добавил: — Приму. Проведи в гостиную.

— Ты уверен, что это безопасно? — жалостливо спросила мужа Елизавета Викентьевна.

— А в чем опасность? — поднимаясь и отбрасывая салфетку, осведомился глава семейства.

— Как же, — торопливо продолжила его супруга, — совершенно неизвестный нам человек, может, самозванец, может, террорист под видом генерала…

— Собирается меня застрелить? За что? — У профессора от негодования зашевелились волосы на макушке.

— Ты не знаешь современную молодежь! — Елизавета Викентьевна остановиться не могла, ее охватила необъяснимая тревога. — Да ныне среди студентов столько злобных фанатиков; застрелить могут и за несданный экзамен или кого подослать. А вдруг ты кого-нибудь сегодня обидел во время сходки? Не сдержался, наговорил лишнего?

— Хватит, сидите тихо, — бросил профессор, подходя к дверям.

— Как же сидеть тихо? — В отчаянии профессорская жена прижала пальцы к губам: — Я чувствую, в наш дом вошла беда. У меня интуиция.

Профессор прожег супругу взглядом, глубоко вздохнул, раздув ноздри, и вышел.

— Мамочка, не тревожься, — зашептала Мура, — у нас просто нервы на пределе.

Елизавета Викентьевна с надеждой обратила взор к младшей дочери. Ради успокоения любимой мамы та была готова на все.

— Я потихоньку послушаю у дверей?

— Подслушивать нехорошо, — автоматически заметила Брунгильда, все еще сохраняя оскорбленный вид. Подчеркнутая надменность только красила ее: строгий профиль, нежно очерченные скулы, приподнятый точеный подбородок, полуопущенные ресницы.

Мура не успела ответить, как в дверях вновь явилась Глафира и на этот раз громко возвестила:

— Николай Николаевич просит всех пожаловать в гостиную. Без промедления.