– Но ведь его могло здесь и не быть. И кто бы тебя тогда защитил?

Лиза отшатнулась от Матвея и увидела в его глазах похотливый блеск, от которого у неё мороз по коже пробежал. Она отвернулась от пьяного развратника и снова позвала мужа:

– Гриша, ты меня слышишь? Идём домой. Пора уже прекратить гулянье и начать вести себя по-мужски, и как будущий отец, а не как мальчишка! А, что с тобой говорить?! – махнула Лиза на пьяного в стельку мужа и ушла прочь.

4.

Дом Григорий так и не достроил. Остался посреди пустого участка недострой – стены до половины, без окон, без крыши, – так всё и бросил. Выделили им Гришины родители в своём доме отдельную маленькую комнатку, Гриша на скорую руку пристроил к ней ещё одну. Вот и получилась у них своя добрая половина.

В начале лета Лиза родила своего первенца, Павла – назвала в честь отца. А через месяц её мать родила дочь Дуняшу. Лиза вместе с Павликом была возле матери. Малыша своего отдала на руки старшим сёстрам, а сама помогала тётке Бышихе, которая месяц назад приняла у Лизы Пашеньку, и сейчас хлопотала возле Поли. Роды были нелёгкие, но всё прошло благополучно, и кричащую малышку уже полоскали в тазу с тёплой водой. Потом туго запеленали и положили рядом с Полей, которая, наконец, почувствовала облегчение и отдыхала.

Лиза вышла из спальни в общую комнату, чтобы взять воды для матери, и случайно услышала, как в сенях тётка Бышиха говорила её отцу:

– У Пелагеи были тяжёлые родины, ребёночек крупный, да обвит был за шею, никак выходить не хотел. Точно, как у Лизаветы. Но та девка молодая, крепкая, быстро отошла. А вот жену твою придётся поберечь неделю, а то и две – будет видно. Так что не поднимай её пока, пусть полежит, а через два-три денька уж и вставать понемногу можно. Да вот ещё что: за ребёночком присматривай – как вести себя будет. Если плакать много будет или дёргаться начнет, зови тогда меня.

– Понимаешь, – продолжала повитуха, – ребёночек долго в промежности головкой пробыл – застрял, чуть не задушился. Так что, как бы водянок в головке-то не было.

Лиза бросилась в детскую комнату, где детвора по очереди нянчилась с племяшом, схватила сыночка на руки, прижала к груди крепко, потом отстранила и оглядела его – маленький Павлик спал, мирно посапывая, не дёргался и не кричал. Лиза поцеловала его нежную щёчку, и опять прижала к себе своё дорогое сокровище. А парень, видать, почувствовал тепло и запах маминой груди, открыл глаза, поводил ими, потом заворочался, скривился и захныкал, да так жалобно, что у Лизы сердце сжалось. Она расстегнула до половины рубаху, освободила грудь, полную молока, и приложила к ней сына. Тот пару раз потыкался носиком, как котёнок, затем нащупал ртом сосок, ухватился за него и стал жадно тянуть молоко, как будто боялся, что у него сейчас это отнимут.

И ничего другого не существовало в этот момент для Лизы – были только она и её маленький сыночек, и ничего важнее и быть не могло. Все проблемы уплыли куда-то очень далеко – её сейчас не беспокоила совместная жизнь с нелюбимым мужем, её не волновали трудности и заботы – сейчас она была просто счастлива.

Маленький Павлик утолил первый голод и жажду, и теперь тянул молоко немного спокойнее. А когда насытился и стал засыпать, то лишь изредка потягивал молоко, но грудь не выпускал, не желая полностью расстаться с удовольствием. Тогда Лиза сама осторожно высвободила свою грудь, положила спящего Павлушу на кровать, застегнулась, оправилась, и пошла проведать маму и младшую сестрёнку, которая только час назад увидела свет.

Первые две недели, пока Поля окончательно не окрепла, Лиза каждый день приходила к ней, ухаживала за матерью, организовывала младших братьев и сестёр нянчиться с самыми маленькими, а старшие помогали ей по хозяйству – стирали, готовили обед, кормили скотину, поливали огород.

Иногда к ним в гости заходила Нюра Суботина.

– Так, – говорит, – шла мимо, дай, думаю, зайду на минутку, проведаю вас всех. У вас так хорошо,– вздыхала она, – так дружно, весело, шумно. Не то, что у нас, с ума можно сойти от тоски.

Нюра любила детей и очень хотела родить своих, но у них с Матвеем не получалось, вот и нянчилась пока с чужими. Она обожала своего племянника, маленького Павлика, и всё время возилась с ним, как со своим.

– Я как побуду полдня с ним, так потом и стоит он у меня перед глазами; куда б я ни шла, что бы я ни делала – везде его вижу. Хочется рассказать кому-нибудь, а поделиться не с кем, даже с самым близким – с Матвеем. Однажды не удержалась, рассказала ему про то, как с Павлушей и Дуняшей день нянчилась, так он меня упрекнул, что, мол, самой уже пора. А что я могу поделать, если не выходит ничего? – вздыхала Нюра. – Два года уже мы с ним живём, и ничего. Видно, бог меня наказал.

– Ты что, Нюра? – испугалась Лиза, – грех такое говорить. Да и за что богу тебя наказывать? Ты ведь и мухи в своей жизни не обидела. А то, что живёте с Матвеем уже два года – так разве это срок? Мы-то ведь с Гришей уже вторую годовщину справили, а я ещё с пузом ходила. – Она обняла Нюру и погладила её по волосам. – Не переживай, всё у вас ещё получится. Будут и у тебя обязательно деточки. А пока вон учись, набирайся опыта с нашими.

В это время дверь отворилась, и в дом вошли Григорий с Матвеем.

– Доброго здоровья вашему дому, – поздоровались они.

– А мы думаем, где это наши жёнушки запропастились? – улыбнулся Матвей, подходя к молодым женщинам. – А они вот где спрятались.

– А где нам ещё быть? – ответила Лиза, гордо вскинув голову. – Где дом, дети, где семья – там нас ищите.

– Ну, ты, Лиза, понятно, – он глянул исподлобья Лизе в глаза, – а другие только по гостям ходят, – и Матвей кивнул в сторону жены.

– Матвеюшка, – встрепенулась Нюра, – я ведь только подруженьку навестить хотела, да с детками побавиться.

– Ладно, не заводись, – пробурчал Матвей, – я ничего против подруги твоей не имею. А вот детей своих уже пора нянчить.

Нюра опустила глаза. Лиза почувствовала обиду и боль подруги, и вспыхнула от негодования.

– Матвей! – сказала она, еле сдерживая возмущение, – как ты можешь так