– Танцуй, – еще раз произнес я. – Мне интересно узнать, на что именно купился Кляус.

Зеленые глаза нехорошо блеснули.

– Не буду, – будто отчеканив, отказала она мне.

МНЕ! Принцу!

Гнев взметнулся в моей груди. Что она себе позволяет вообще? Я ее спас, по моему приказу ее отмыли, да она ноги должна мне целовать!

– Что значит не будешь? Я приказываю!

– Нет, – воспротивилась упрямица, сделав едва заметный шаг назад, чем все же выдала свой страх. – Это так не делается. Я танцую только по вдохновению, а не потому, что кто-то так решил.

– Я твой принц, будущий король!

– Я кочевница, у меня нет королей…

От застлавшей глаза злости я вскочил на ноги. Да что эта беловолосая о себе возомнила?!

– Если я прикажу, тебе отрубят ноги и ты больше никогда не сможешь танцевать.

– Мне уже все равно, – ни капли не испугавшись, ответила она. – Меня и так за сегодняшний день лишили всего: Агве бросили умирать, платье сожгли, кибитку расколотили, а лошадей забрали. Можете бросить меня в тюрьму, но я не стану танцевать по указке.

– Ах так… У меня было желание даровать тебе свободу, но ты упустила шанс. – Я смерил взглядом гордую девицу, понимая одно – не отпущу, принципиально. Таис усмирит собственные желания, но эта – Эмма – она упьется своею гордостью. – Тогда я отберу у тебя самое дорогое для кочевника – простор и небо. Ты не покинешь стены этого замка, а станешь прислуживать здесь, пока я не решу иначе. И я посмотрю, на сколько тебя хватит среди тех, кто ненавидит подобных тебе, Эмма!

Неделя…

Неделя неволи, которую нельзя назвать заточением.

Меня не держали в клетке, но и на свободу не отпускали. Огромный замок стал моей темницей.

После того как я рассердила принца, он приказал, чтобы мои руки и ноги заковали в рабские браслеты без цепей. Такие уже лет триста не носил никто, но ради меня сделали исключение, и королевский кузнец нашел две пары.

Теперь каждый в замке знал, что ту, на ком «красуются» эти оковы, нельзя выпускать даже во внутренний двор.

Его высочество и вправду лишил меня неба… за одним исключением, о котором никто не знал.

Целыми днями главная служанка гоняла меня на самые грязные работы по замку: чистить камины, выгребать уборные. Однажды даже приходил сам Кляус, гневно и насмешливо зыркнув на меня, выпросил у главной мэры Алуры меня на целый день – убирать камеры после заключенных…

Вряд ли я забуду то, чего насмотрелись там. Еще сутки после этого меня подташнивало только при одной мысли, что мне еще хоть раз придется идти в казематы с ведром и тряпками.

Но я терпела и молчала, понимая, что если начну высказываться, мою жизнь сделают еще более несносной.

То, что окружающие, мягко говоря, меня не любят, я поняла еще при знакомстве с Шушей, но дальше становилось все хуже.

– Лучше б тебя высекли и прогнали, – слышала я от кухарки каждый раз, приходя на кухню за положенной мне похлебкой. – Кочевница под крышей – горе в доме. Вот помяни эти слова, скоро что-то произойдет.

Дальше со скрипом зубов мне наливали тарелку, молча сверлили взглядом, пока ела, и прогоняли восвояси, едва зачерпывала последнюю ложку со дна.

А два дня назад я все же не выдержала и огрызнулась:

– Так отравите же меня наконец, – буркнула кухарке. – Раз я вас так раздражаю. Нет меня – нет проблем.

Дородная повариха Жако скрестила на груди руки и надула щеки.

– Принц запретил. Сказал, если тебя хоть кто пальцем тронет – четвертуют.

– Какая забота… – поерничала я, за что кухарка тут же замахнулась на меня половником, но бить передумала.

– Поговори мне еще тут. Жри молча. А то в следующий раз если не потравлю, то пересолю. Посмотрим, какая говорливая будешь.

Вняв угрозе, я молча опустила взгляд в тарелку, а после еды так же молча ушла.

В остальном мои дни проходили однообразно и серо…

И все же совсем сделать мою жизнь унылой его высочество Ричард не сумел.

Женское крыло служанок располагалось на нижних этажах замка, но соседствовать с кочевницей там никто не пожелал. В итоге мэра Алура, не имея другого выхода, выдала мне ключи от каморки на чердаке. Тут не было окон, зато водились летучие мыши, вылетающие ночами в небольшую дыру в стене. Утром сквозь нее, как через отдушину, пробивался солнечный свет. Оттуда же я видела небо и радовалась тому, что даже будущий король не сумел лишить меня всего.

Это утро началось со стука дождя, ливень колотил по крыше, не давая доспать остаток ночи.

Поднявшись, я потерла затекшие за ночь руки. С ненавистью просверлила взором проклятые браслеты на руках и ногах. Они не жали, но раздражали просто фактом наличия.

Вдобавок в последние дни кожа в местах соприкосновения с металлом начала сильно чесаться и покрываться мелкими красными пупырышками, похожими на ожоги крапивы. Нужно было раздобыть какую-то ткань, чтобы обмотать запястья и голени под оковами, но пока такой не находилось.

Делиться со мной вещами тут никто не спешил. Единственное серое платье, которое дала Шуша, и то приходилось стирать перед сном, а после, если оно не успевало высохнуть за ночь, сушить на себе.

Уже несколько раз я порывалась попросить у мэры Алуры еще одно на смену, но каждый раз что-то мешало.

Но сегодня я точно для себя решила поговорить с ней. Тем более что проблема одежды была не самой серьезной – приближались женские дни, а значит, нужно было найти еще один комплект исподнего или хотя бы тряпочки на смену.

Одевшись, я уже привычными ходами для слуг спустилась на нижние этажи, минуя господское крыло.

Почти каждый день у меня мелькали мысли найти принца и просить помиловать меня и отпустить. Мысли мелькали, но я тут же прогоняла их.

Даже мытье нужников было меньшим унижением, чем вот так умолять.

Принц бы смотрел на меня, на его губах плясала холодная усмешка, а взгляд мертвенно-синих глаз не выражал бы ничего, кроме презрения к кочевнице.

Я вспомнила его снисходительное «Танцуй» и передернулась.

Я много раз танцевала для развлечения публики, наверное, не расклеилась бы станцевать и для Ричарда.

Но Агве всегда учила, что танец должен идти от сердца, иначе это и не танец вовсе, а просто движение тела. Предав искусство единожды, уже никогда не сумеешь танцевать как раньше.

Мое же сердце будто останавливалось рядом с принцем. Мне претило делать этому надменному хлыщу одолжение…

* * *

В крыле для слуг царила суета. Все куда-то бежали, торопились, одна поломойка едва не столкнулась со мной, когда я вышла в коридор, и не снесла меня с полными ведрами воды.