работах Огюста Конта, Сент-Аман Базара и Бартелеми Анфантена, оказавших огромное влияние на социально-экономическое развитие общества, но главный вклад этих выдающихся мыслителей заключался в разработке социологической концепции права и государства.

Новые социологические концепции были хорошо восприняты в странах Западной, нежели Восточной, Европы. Причина столь разного восприятия между странами Западной и Восточной Европы кроется в том, что граница между «обществом» и «государством» в странах Восточной Европы была проведена не столь явно, как в странах Запада. Но, даже несмотря на теплый прием новых социологических концепций в Западной Европе, наибольшее распространение они получили в Великобритании, Франции, Нидерландах и Италии — странах, где «третье сословие» заняло привилегированное положение, заменив собой старое феодальное «государство». Во Франции, например, результаты действий союза роялистов и буржуазии представляют собой пример «усмирения» мятежной аристократии и укрепления королевской власти, а в оборот вводятся понятия «нация» и «народное хозяйство», вместо «политической экономии». Объясняется это тем, что представители третьего сословия считали себя субъектом государства, права и свободы которого уравновешивались правами и свободами двух других привилегированных классов — аристократией и духовенством. Третье сословие, таким образом, провозгласило наличие прав «общества», противопоставив его тем самым «государству», — с этого момента начинается противостояние «естественного права», в основе которого лежат понятия свободы и равенства, с «наследственным правом», лежащим в основе феодального государства. Впервые идея отделения «общества» от «государства» появляется в работах Джона Локка6 и получает дальнейшее развитие в работах различных экономистов, и в особенности в трудах физиократов.

В противостоянии идей и классов страны Центральной и Восточной Европы практически не принимали участия. Так, к примеру, в Германии был сложившийся класс крупных капиталистов, особенно во времена домов Фуггеров и Вельзеров, но религиозные войны и вторжения французов в шестнадцатом и семнадцатом веках превратили Германию в выжженную пустыню. Германия, таким образом, была не более чем рядом свободных городов и удельных княжеств, которыми безраздельно правила наследственная аристократия. Ремесленники свободных городов объединялись в специальные лиги, представлявшие их интересы, тогда как оставшаяся часть населения городов была представлена студентами университетов и университетской администрацией. В значительной степени ремесленники, студенты и университетская администрация зависели от государства — ремесленники находились на привилегированном положении в обществе, что их полностью устраивало, представители университетской администрации вообще считались государственными служащими, а студенты причислялись к элите общества. По причине подобного положения вещей в Германии не было экономической или социальной подоплеки для появления третьего сословия, а ветры борьбы классов и идей заносились в Германию через набиравшее силу литературное движение — именно этим объясняется тот факт, что в сознании немецкого народа не было четкого разделения между понятиями «государство» и «общество». Более того, эти два термина вообще использовались в качестве синонимов, что отражало истинное положение дел в немецком обществе.

Помимо исторического наследия была еще одна причина в разнице восприятия понятий «общество» и «государство» между странами Западной, Центральной и Восточной Европы: в Англии и Франции еще со времен Декарта установилась практика, когда вопросами философии и социологии активно занимались математики и естествоиспытатели, а в Германии этими вопросами занимались исключительно представители духовенства, и в особенности протестантские богословы. В итоге это привело к тому, что под влиянием духовенства в Германии сформировалось представление о «божественной сущности государства», из которой прямо следовала необходимость слепого повиновения государству.

Вершиной немецкой классической философии стала система Гегеля, развившего идеи Канта, Фихте и Шеллинга. Таким образом, на протяжении долгого времени в Европе существовали две параллельные системы мысли — западноевропейская социология и немецкая философия, которые иногда пересекались. Идеи Иоганна Альтузия и Самуэля Пуфендорфа, например, нашли применение в развитии концепции «естественного права» в Англии, Франции и Голландии, а Гегель в своих работах использовал идеи Руссо. Однако не всегда дело ограничивалось только эпизодическим заимствованием идей у своих «смежников», в истории были и более удачные примеры взаимного обмена идеями. Так, в 1840 году один из самых одаренных учеников Гегеля — Лоренц Штейн, ставший впоследствии одним из ведущих немецких мыслителей в области административного права, приехал в Париж для ознакомления с идеями социалистов, где лично познакомился с Бартелеми Анфантеном, Сент-Аман Базаром, Луи Бланом, Мари Рейбо и Прудоном.

В Париже Лоренц Штейн с энтузиазмом воспринял идеи французских деятелей, которые затем переработал сообразно своим представлениям, разбавив их немецкой метафизикой. Синтез идей, полученный в результате «скрещивания» идеалов французских социалистов с немецкой метафизикой, Штейн назвал «Наукой об обществе» (Gesellschaftswissenschaft). Необходимо особо отметить, что работы Штейна оказали влияние практически на всех немецких и австрийских мыслителей социалистической направленности — Карла Маркса, Альберта Шеффле, Отмара Шпанна и Людвига Гумпловича.

В своей работе я уделяю наибольшее внимание исследованию вопроса социологической основы государства, а не стремлюсь проводить анализ исторических событий, и одной из первых проблем, с которой я столкнулся во время работы над книгой, стала путаница в терминологии. Дело в том, что западноевропейские мыслители уже давно не утруждают себя унификацией использованных терминов, и, например, как было показано выше, поначалу третье сословие во Франции считало себя «обществом», противостоящим «феодальному государству», но с появлением класса пролетариата ситуация принципиально изменилась, — теперь уже пролетариат стал считать себя «обществом», которое противостоит «буржуазному государству». Таким образом, в какой‑то момент появились две абсолютно разные концепции «Государства», у которых, однако, была одна общая идея, которую разделяли и буржуазные, и социалистические теоретики, — «Государство» в понимании буржуазных и социалистических теоретиков представляет собой не более чем совокупность привилегий, появление и распределение которых полностью противоречат «естественному праву», тогда как «Общество» считается формой союза граждан, созданного в полном соответствии с «естественным правом». Существенная разница в концепциях «Государства» буржуазных и социалистических теоретиков заключалась в том, что, по утверждениям буржуазных теоретиков, «капиталистическое общество» уже стало результатом эволюционного развития «естественного права», тогда как социалисты заявляли, что реальным результатом эволюционного развития «естественного права» еще станет «общество будущего», в котором будет полностью уничтожена добавочная стоимость. Несмотря на различия в концепциях буржуазных и социалистических теоретиков, и те и другие исходили из того, что «Государство» представляет собой безусловное «Зло», которому противостоит «Добро» гражданского общества7.

Со временем существующие концепции буржуазных и социалистических теоретиков подверг переосмыслению Лоренц Штейн8, который, будучи учеником Гегеля и государственником, выдвинул теорию социального государства в качестве «высшей» (божественной и справедливой) формы государственного устройства. Касаемо формы государственного устройства, в которой главенствующую роль занимает класс буржуазии, Штейн, с подачи своих социалистических наставников, считал «низшей» (несправедливой) и приземленной.

В понимании Штейна все то, что Платон считал «идеей», ранние физиократы — «естественным порядком», а англичане и французы —