— Сегодня жаркий вечер! — запротестовала Рилла. — Но я накину шарф, когда мы сядем в лодки.

— Я знала компанию молодых людей, которые вышли под парусом в эту гавань сорок лет назад, в такую ночь, как эта… точно такую ночь, — сказала кузина София мрачно, — и лодка опрокинулась, и все они утонули… все до одного. Надеюсь, ничего подобного не случится с вами сегодня. Ты когда-нибудь пыталась избавиться от веснушек? Мне раньше очень помогал сок подорожника.

— Да, уж ты-то, София, должна быть настоящим экспертом по части веснушек, заметила Сюзан, решительно выступая на подмогу Рилле. — Кожа у тебя в юности была пятнистее, чем у любой жабы. У Риллы веснушки появляются только летом, но твои сидели на физиономии и летом, и зимой; да и таким цветом лица, как у Риллы, ты похвастаться не могла. Ты выглядишь очень хорошо, Рилла, и новая прическа тебе очень к лицу. Но ты ведь не собираешься идти пешком до самой гавани в этих туфельках, правда?

— Конечно нет! Мы все пойдем в наших старых ботинках, а бальные туфли понесем с собой. Вам нравится мое платье, Сюзан?

— Оно напоминает мне платье, которое я носила, когда была девушкой, — вздохнула кузина София, прежде чем Сюзан успела ответить. — Оно тоже было зеленое, вышитое розовыми букетиками и все в оборках от талии до подола. Мы не носили таких куцых платьев, какие носят девушки теперь. Ах, времена изменились и, боюсь, не к лучшему. Я прорвала большую дырку в полотнище юбки в тот вечер, а кто-то облил меня всю чаем. Платье было совершенно испорчено. Но надеюсь, ничего такого не случится сегодня с твоим платьем. Думаю, его следовало бы сделать чуточку подлиннее… у тебя ужасно длинные и тощие ноги.

— Миссис Блайт против того, чтобы маленькие девочки одевались, как взрослые, — сказала Сюзан высокомерно.

Она хотела просто осадить кузину Софию, но Рилла почувствовала себя обиженной. Маленькая девочка! Надо же такое сказать! Она вылетела из кухни, возмущенная до глубины души. Но ее настроение улучшилось, когда она оказалась в веселой толпе, направляющейся на мыс Четырех Ветров.

Блайты покинули Инглсайд под меланхоличную музыку: в амбаре завывал Понедельник, которого заперли там, чтобы он не стал незваным гостем на маяке. В деревне они захватили с собой Мередитов, а остальные присоединились к ним на прибрежной дороге. Мэри Ванс, во всем великолепии голубого крепа под кружевным чехлом, вышла из ворот дома мисс Корнелии и пристроилась к Рилле и мисс Оливер, которые шли вместе и приветствовали ее без особой сердечности. Рилла не испытывала к Мэри Ванс теплых чувств. Она не могла забыть унижение того дня, когда Мэри гналась за ней по деревне с сушеной треской. Мэри Ванс не пользовалась успехом у своих знакомых. И все же они получали удовольствие от ее общества: оно очень бодрило, так как Мэри была весьма остра на язык.

— Для нас Мэри Ванс — привычка… мы не можем обойтись без нее даже тогда, когда она нас бесит, — заметила однажды Ди.

Почти все в маленькой толпе разбились на парочки. Джем, разумеется, шел с Фейт Мередит, а Джерри Мередит с Нэн Блайт. Ди и Уолтер шагали рядом, увлеченные доверительной беседой, что вызвало зависть у Риллы.

Карл Мередит шел с Мирандой Прайор — больше для того, чтобы досадить Джо Милгрейву, чем по какой-либо иной причине. Было известно, что Джо всей душой стремится к упомянутой Миранде, но робость мешает ему даже прогуляться с ней при всяком удобном случае. Джо, вероятно, набрался бы храбрости, чтобы пройтись рядом с Мирандой, если бы вечер был темным, но в свете луны он просто не мог на это решиться. Так что он плелся в конце процессии и думал о Карле Мередите нечто такое, что недопустимо произносить вслух. Миранда была дочерью Луны с Бакенбардами; нелюбовь к ее отцу не распространялось на нее, но поухаживать за ней стремились немногие, так как она была бледным, бесцветным созданием, склонным к нервному хихиканью. У нее были серебристого оттенка светлые волосы, а ее глаза, большие, круглые, бледно-голубые, смотрели так, словно бедняжку ужасно напугали в детстве и ей так и не удалось оправиться от испуга. Она гораздо охотнее прогулялась бы с Джо, чем с Карлом, с которым чувствовала себя отнюдь не уверенно. Однако это было довольно лестно — оказаться спутницей мальчика, закончившего учительскую семинарии, и к тому же сына священника.

Ширли Блайт шел рядом с Уной Мередит; оба почти всю дорогу молчали, поскольку от природы не отличались разговорчивостью. Ширли был шестнадцатилетним пареньком, скромным, уравновешенным, вдумчивым, любящим добродушную шутку. Со своими темными волосами, темными глазами и загорелой кожей он по-прежнему оставался «смуглым малышом» Сюзан. Он любил ходить с Уной Мередит, так как она никогда не пыталась заставить его разговориться и не надоедала ему собственной болтовней. Уна была все такой же милой и застенчивой, как в дни игр в Долине Радуг, и ее большие темно-голубые глаза смотрели так же мечтательно и печально. Она была втайне влюблена в Уолтера Блайта, что заботливо скрывала и о чем не подозревал никто, кроме Риллы. Рилла сочувственно относилась к этой влюбленности и очень хотела, чтобы Уолтер ответил Уне взаимностью. Рилле Уна нравилась больше, чем Фейт, которая отчасти затмевала, благодаря своей красоте и апломбу, других девушек… а Рилла не любила оставаться в тени.

Но в эту минуту она чувствовала себя совершенно счастливой. Было так приятно шагать с друзьями по темной, блестящей дороге, вдыхая смолистый запах разбросанных по обочине маленьких елочек и сосенок. На западе, за холмами, виднелись луга в призрачном свете угасающего заката. А перед холмами лежала сверкающая гавань. В маленькой церкви на другом берегу звонил колокол, и сонные звуки медленно затихали среди тускло освещенных, похожих на аметисты фиолетово-пурпурных скал. Вдалеке, в отблесках вечерней зари, все еще светился серебристо-голубым светом залив. Рилла чувствовала, что любит жизнь. Ей предстояло отлично провести время. Не было абсолютно ничего, о чем стоило бы волноваться… не имели значения даже веснушки и слишком длинные ноги… ничто не имело значения… если не считать небольшого навязчивого опасения, что никто не пригласит ее танцевать. Было прекрасно и радостно просто жить на свете… быть пятнадцатилетней… быть хорошенькой. Рилла глубоко вздохнула в полном восторге… и довольно резко оборвала свой вздох. Джем рассказывал Фейт какую-то историю… о том, что произошло во время Балканской войны.

— Этот доктор потерял обе ноги… они были раздроблены… и остался на поле боя — умирать. И он ползал, пока мог, от одного раненого солдата к другому и делал все возможное, чтобы облегчить их страдания… совершенно не думая о себе… и скончался в тот момент, когда перевязывал одного из них. Когда доктора нашли, его мертвые руки крепко сжимали повязку, наложенную на ногу раненого. Благодаря этому кровотечение было остановлено и жизнь солдата спасена. Настоящий герой! Ты согласна, Фейт? Признаюсь, когда я прочитал об этом…

Джем и Фейт прошли мимо, так что их больше не было слышно. Гертруда Оливер неожиданно содрогнулась. Рилла сочувственно сжала ее руку повыше локтя.

— Ужасно, правда, мисс Оливер? Не понимаю, зачем Джем рассказывает такие отвратительные истории, когда мы все идем на веселую вечеринку.