– Не жарко.., – рука генерала коснулась туго затянутого узла галстука.

– А я вот ненавижу носить костюм и галстук – не мое это. А может, и не умею.

– Я тоже долго этому учился, – проворчал генерал, – пришлось постараться. По мне, так лучшей одежды, чем камуфляж, еще не придумали. Если ты говоришь, что у тебя нет врагов, значит, тебе точно отдохнуть нужно, а то и полечиться.

– Враг – не мое слово, – рассмеялся Сиверов, – слишком эмоциональное, как его услышишь, рука сама к пистолету тянется. Я еще на войне в Афганистане понял, что нет врагов, есть только противник.

– Наверное, ты прав.

– У каждого свой метод.

– А если не секрет, куда собираешься поехать?

– Думаю в Париж, – честно признался Глеб.

– Париж… Париж… – мечтательно произнес генерал и посмотрел на синее весеннее небо, по которому плыли легкие, почти уже летние облака. Оно еще не успело вобрать в себя вечерние краски. – Да, Эйфелева башня, Монмартр, Лувр, Сена, маленькие кафе, столики на улицах, дорогие рестораны… Все люди нарядные, все куда-то спешат, продаются фиалки на каждом углу…Хорошая мысль, одобряю.

– Хорошая, хорошая, – улыбнулся в ответ Глеб.

– Только оставь точный адрес, где собираешься остановиться.

– Я и сам еще не решил.

– С кем едешь? Не один, думаю? – Судаков, как ни сдерживался, но на его лице все-таки промелькнула несколько фривольная усмешка, скорее всего, у генерала Париж ассоциировался не только с музеями и кафе.

– Не один, – не стал лукавить Глеб. Лукавь не лукавь, а Судаков и без ответов Глеба знает почти о каждом его шаге и спрашивает больше из приличия, чем из любопытства.

– Помощь моя нужна? – заглянув в глаза Глебу, осведомился генерал.

– Да нет, и без вас вроде бы все в порядке. Документы у меня есть, деньги тоже.

– Кстати, о деньгах, – генерал посмотрел на Глеба предельно серьезно – так кассир смотрит на человека, подошедшего к окошку кассы и ищущего свою фамилию в длинной ведомости.

– Да?

Генерал немного помялся и вытащил из внутреннего кармана плаща довольно-таки пухлый конверт.

– Здесь немного. Я прекрасно понимаю, что работа, которую ты делаешь, стоит куда большего. Но ты же сам знаешь, мы не ЦРУ, не ФБР и в средствах ограничены. Будь моя воля, я бы платил тебе больше.

– Не в моих привычках торговаться.

– Деньги еще ни у кого лишними не были.

– Лучше вы мне их потом отдадите.

– Не нести же мне их назад в отдел, – усмехнулся генерал.

– А почему бы и нет?

Конверт подрагивал в руке Судакова, а Глеб не спешил избавлять генерала от этого груза.

– Да бери же!

– Я не просил.

– Нет-нет, ты заработал! .

– Уговорили, ваша взяла.

Из того же внутреннего кармана появился лист бумаги, и в пальцах генерала блеснуло золотым колпачком ."вечное перо".

– Красивая у вас ручка.

– Распишись, пожалуйста, вот здесь.

Глеб мельком глянул на бумагу и поставил свою подпись там, куда ткнул пальцем Судаков.

– Ну вот, формальный вопрос решен. Пухлый конверт перекочевал в руки Глеба, а потом исчез в кармане его куртки. Сиверов сунул деньги небрежно – так, словно это были не десять тысяч долларов, а старая, много раз сложенная, читаная-перечитанная газета, которую не выкидывают только потому, что рядом нет урны. Генерала немного покоробило такое неуважительное обращение с деньгами. Но он сдержался, ничего не сказал.

Они еще долго гуляли, разговаривая о жизни, о всяких политических делишках. Генерал высказывал свои предположения о том, что и как сложится в России. Его версии и прогнозы были малоутешительными. Глеб старался не говорить, а больше слушать. Правда, иногда ему приходилось отвечать, когда генерал останавливался, брал Глеба за локоть и заглядывал в глаза:

– Как, ты думаешь, повернется это дело?

Глеб, не отводя взгляда, делился своими соображениями. Судаков кивал, но по его лицу, по лицу прожженного профессионала, было очень тяжело догадаться, согласен он с услышанным ответом или ставит его под сомнение. Разговор как-то до странного легко перескакивал с одного на другое: то вдруг генерал заговаривал о детях, затем – о разоружении, затем – ни с того ни с сего об отравляющих веществах, о ВПК и следом об общественном транспорте.

Глеб догадывался, что генерал ведет с ним какую-то хитрую беседу, словно что-то пытается узнать, а напрямую спросить не может. Глеб остановился и, глядя на носки своих ботинок, задал вопрос в лоб:

– Вас интересует, на чьей стороне буду я?

Генерал кивнул:

– Только вопроса этого я тебе не задавал.

– Знаете, если быть честным, то я скажу так… – Сиверов обломал с куста тонкую засохшую веточку и зажал ее между пальцев.

– Слушаю, – голос генерала был немного уставшим, но в то же время напряженным.

– Это глупый вопрос, а потому и ответ на вето глупый. Я не служу кому-то конкретно. Я стараюсь делать ту работу, которую мне поручают, и делать ее хорошо. И мне в общем-то неважно, кто придет к власти – правые, левые, либералы, коммунисты, демократы. Я служу России – не властям, не государству, не системе.

Глеб произнес эти слова буднично, без выражения, но генерал Судаков понял, что самый удачливый агент сейчас не лжет, говорит искренне. И, может быть, впервые за всю свою жизнь признается в своих истинных пристрастиях, в своих идеалах.

– А тогда что такое Россия?

– Тяжело сказать… Она то, что не изменяется, когда рушатся пирамиды власти. Не изменятся пейзажи, то же солнце взойдет над ней.

– Понял тебя…

– Откровенно говоря, не люблю делать признания, – Мы все служим России, – улыбнулся генерал. – Другого ответа, По правде сказать, не ожидал от тебя услышать сегодня.

После этого разговор вновь начал перескакивать то на погоду, то на моду.

Внезапно генерал Судаков поинтересовался, какая, на взгляд Глеба, модель автомобиля самая лучшая.

– Смотря для чего.

– Для всего, – вновь улыбнулся генерал.

– «Для всего» автомобилей не существует. Один хорош, чтобы ездить по городу с красивой женщиной на заднем сидении, другой хорош – уходить от погони, третий подходит для езды по полям, лесам, горам. Общего здесь ответа нет. Да, еще один фактор – цена.

– Цены кусаются, – вздохнул генерал, – даже когда приходится покупать не для себя, а для управления.

– Вы же как партизаны.