Финал весьма реальный. При Путине официозные СМИ перестали говорить о стоящих перед страной проблемах, перейдя на помпезную трескотню и лакировку действительности. Но меня-то не обманешь! Беловежская Россия живет, досасывая остатки западносибирской нефти в Тюменской области. Этим занимаются знатные нефтяники — Абрамович, Вексельберг и другие. Этот источник через десяток лет иссякнет. Надо уже сегодня закладывать вторую базу нефтедобычи в Восточной Сибири. Никто этого не делает. А что будет с так называемой Россией, когда нефти станет мало?

Продолжение нынешнего «развития» логично упирается в окончательный и полный распад Эрэфии…

Чтобы признать это, мне приходится делать над собой немалое усилие. Эх, читатель, Калашников относится к «отравленному СССР» поколению. Подсознательно я все еще живу в Советском Союзе — второй сверхдержаве планеты, одной из самых динамичных сил современного мира. Мне, выросшему в «варварском тоталитаризме», трудно принять иную реальность. Против восстает все: от самых ранних детских воспоминаний до сотен прочитанных книг.

Сегодня мне под сорок и большая часть жизни осталась позади. С какого времени я помню себя? Первые проблески — это 1969-й. В памяти вспыхивают куски киноленты, личные «видеоклипы». Вращающиеся винты бело-голубого «Ил-18». Летное поле, уставленное огромными воздушными кораблями с красными флагами «Аэрофлота» на гордых килях. Кадры черно-белого фантастического фильма, где молодой Юрский играет робота, сделавшего себе идеального хозяина. Футуристические декорации причудливых домов — города будущего. Черно-белый телеспектакль по «Солярису» Лема. Утренний радиорепортаж о запуске русской космической экспедиции. Кажется, это 1971-й. Точно! Я помню кадры нашего «Лунохода», идущего по серебристо-серой пустыне ночного светила. Господи, неужели моя страна когда-то забрасывала восьмиколесных роботов на Луну?

Это — мои детские воспоминания о совсем другой стране. Сильной и уверенной в себе. Еще пронизанной неукротимой энергией шестидесятых. Все, что окружало маленького Вову Кучеренко, говорило об этом. По улицам ездили «двадцать первые» «Волги», похожие на помесь элегантных акул и фантастических звездолетов дизайна шестидесятых. Даже автобусы «ЛАЗ» имели какой-то космический гребень на закругленной корме.

Я рос среди вещей и игрушек, сделанных в моей стране. Я не знал, что такое — китайские вещи. Единственным напоминанием о Китае в доме был старый, расписанный цветами термос. Мой маленький, забавно жужжащий и пускающий искры звездолет из настоящего металла был советским, русским. С красной звездой на борту. Я катал его по полу в полной уверенности, что сяду за пульт управления настоящим межпланетным кораблем, когда вырасту. Катушечный магнитофон, казненный мною с помощью кухонного ножа, напоминал небольшой чемоданчик — но он тоже был отечественным. Отец привозил из командировок все новые и новые игрушки — и все наши. Я помню их до сих пор. Огромный подъемный кран с поворотной стрелой и действующими блоками. Гусеничный трактор на батарейках. Электрический танк, носившийся по квартире и поворачивающий на другой курс, наткнувшись на преграду. Робот, шагавший по столу, мигая лампочками.

Будущий Калашников рос технократическим ребенком и был уверен: моя страна может все. Уперевшись в голубой экран «Вечера», я жадно смотрел фильм о посадке на Луну автоматической станции, забравшей с Селены образцы грунта. Все замирало от восторга, когда мелькали кадры технической мультипликации. Вот советский корабль-робот взлетает с Луны, неся на борту шар с драгоценным грузом. Вот этот шар несется сквозь космический холод, врываясь в воздушный океан — и повисает на большом красивом парашюте. О, как мне хотелось, чтобы такая штука приземлилась рядом с моим домом — и я бы унес это сокровище себе…

В программе «Время» шли репортажи из пылающего Вьетнама — и я видел обломки американских самолетов с хвастливыми надписями на бортах, сбитые огнем наших ракет!

Прадед Шукри брал меня на завод, где тогда работал — и советский малыш начала семидесятых трепетал при виде царства могучих машин, от запаха металлической окалины, от вида зелено-красного маневрового тепловоза…

Будущее казалось светлым, лучезарным, победоносным. Каждая минута жизни говорила об этом. Мне вспоминаются обрывки детских телепередач тех лет. Какая-то викторина, которую вел умный робот с квадратной головой и антеннами на ней, и участниками интереснейших дискуссий были Паганель, человек-невидимка и Тартарен из Тараскона. Каждую неделю прилетал пионер на ракете и вытаскивал из кармана молоток.

Орешек знанья тверд!

Но все же — мы не привыкли отступать!

Нам расколоть его поможет

Киножурнал «Хочу все знать»!

Пионер наносил три удара по мультяшному ореху — и тот разбивался. Начиналось очередное погружение в волшебный мир русской имперской мощи. О, сколько я узнавал о своей стране! Она могла делать все: от своих электронно-вычислительных машин и видеоэкранов величиной со стену дома — до орбитальных станций. Я узнавал о множестве увлекательных вещей — о том, как возникают миражи и о том, как советские реакторы опресняют каспийскую воду. О том, как русские ученые делают волшебные мембраны, извлекающие кислород из морской воды — и знал, что скоро в океаны уйдут советские акванавты с мембранными «жабрами» на специальных ранцах.

В середине семидесятых наш дом был полон всяческих журналов. Я читал их взахлеб: «Технику-молодежи», «Науку и жизнь», «Знание-сила», «Искатель»… Они уводили в мир огромных красивых плотин в морозной таинственной Сибири, и в голубых небесах над ними мчались оранжевые авиалайнеры СССР с крылом обратной стреловидности, плыли белые рыбины мощных дирижаблей с серпом и молотом на боках. «Знание-сила» — огромного формата, с чарующими цветными фотографиями! — читался перед сном. Статьи о термоядерной энергии и посадках советских аппаратов на Венеру перемежались с повестями Кира Булычева о планете драконов…

Говорят, ранние воспоминания Путина о Советском Союзе — это убогая коммуналка и крыса, напавшая на несчастного ребенка в грязном подъезде. А вот у меня в памяти детства — волшебная, великая страна.

Сейчас, когда автору этих строк уже под сорок, открываются все новые и новые грани ушедшего Союза. Оказывается, в нем скрывались тысячи уникальных разработок, великое множество новых идей и оригинальных решений. И в государственных структурах, и в небольших инициативных группах. В зародыше Советы имели совершенно фантастическую цивилизацию. И я, брат-читатель, не устану открывать перед вами страницу за страницей из этой тайной истории Красной империи…

О, сколько раз я смотрел «Поэму огня» — сагу о начале русской космической эры! Думал, что это и есть наше Завтра. Что такой сложится моя жизнь. В семидесятые я зачитывался романами Аскольда Якубовского, играя с сестренкой в русского звездного судью-Аргуса, преследующего злодея-технократа на далекой планете. Мы носились среди прохладных струй фонтанов на площади перед «Каракумстроем», и красавец-Ашхабад готовился принимать экологический форум ЮНЕСКО 1978 года…

Семьдесят девятый… Последний мирный год перед Афганской войной. Пик могущества Советского Союза. Мы с Олежкой Бондаренко бродим по летней Одессе. Спорим о том, когда наши запустят к комете Галлея космический парусник «Гелиогиро» и грезим о том, как через десять лет к Марсу полетят три советских корабля. В тот год будущий писатель Калашников стал ходить в планетарий на улице Чижикова. Советская власть устроила этот храм науки в бывшем соборе. Бедная нынешняя молодежь! Она больше не знает, что такое планетарий. Что это такое — чувствовать себя среди звездного океана огромной Вселенной. Сколько лекций я слушал в этом планетарии, сколько узнал! Как в восторге смотрел на колебания огромного маятника Фуко, следя за вращением Земли, как, зачарованный, рассматривал большую, наполовину прозрачную модель космического корабля Циолковского и ходил вокруг макетов ракетных двигателей…