Отбросив плотную штору, вольник вышел на округлый балкончик, откуда открывался прекрасный вид на сад и дорожку к «черным», запасным воротам.

Молодая, ещё только начавшаяся ночь выдалась светлой. Видел же Ланнфель даже в темноте отлично, так что ему не составило труда опознать движущуюся к «черному» выходу маленькую, девичью фигурку, закутанную в легкий плащ…

— Ах ты, стерва! — выдохнул вольник тихо и зло, одновременно терзаемый праведным гневом и радостным предвкушением близкой погони — Ну, льерда Бильер… беги быстрее… давай…

Крепко уперевшись отчего — то внезапно раскалившимися ладонями в широкие, каменные перила, с легкостью перекинул через них крупное, но пластичное, тренированное тело.

Вмиг оказавшись на узкой, запасной лестнице, тянущейся рядом с балконом, переливающимся мышцами змеем сполз в сад по холодному, слегка шершавому железу.

…И вот теперь хищник следовал за ничего ещё не подозревающей жертвой.

Мягко и быстро крадучись по короткостриженной, влажной, прохладной траве, выдыхая гарь ярости и вдыхая аромат ночи.

Хорошо видя уже добычу, положившую руку на прутья калитки, и светло пепельные волосы, струящиеся из под свалившегося на худенькие плечи капюшона.

Судя по тому, как напряженно и взволнованно вероломная невестушка принялась вглядываться вдаль, Диньер тут же уверился, кого она тут поджидает!

— Любовничка ждёшь, сучка? — горячо выдохнул в маленькое ушко, передавив уже раскаленным объятием стройную, крепкую талию — Убью… Удушу, Эмелина…

Глава 6

Опешившая от неожиданности, Эмелина не смогла и рта раскрыть.

Ей сейчас стоило, наверное, кричать, протестовать, позвать на помощь…

Однако же…

Сейчас, стиснутая руками вольника даже жестче, чем самым тугим корсетом, хватающая ртом прохладный, ночной воздух подобно рыбе, брошенной на сушу, злоумышленница отлично понимала, что поднимать шума не стоит. Несмотря ни на что, разум девушки совершенно отказывался угасать. Быстро и чётко подсказывал он своей хозяйке, что ничего, что может звучать громче, чем дыхание, не должно возмутить тишины ночи.

— Не вздумай заорать, — глухо выдохнул Ланнфель, крепче прижимая к себе сопротивляющуюся стерву Бильер — Не хватало папаше, да и всей домашней челяди обнаружить, что нежная крошка Эмми бегает ночами по саду, в надежде заскочить на резвого кожаного конька… Так чьего? Кого ты там поджидала? Имя твоего разлюбезного. Я жду.

Несколько раз бессмысленно дернувшись, хамка, сдув с лица упавший пепельный локон и, полуобернувшись к ненавистному жениху, грубо ответила:

— И ждите, сколько в вас влезет, льерд Голодранец! Скорее лягушка в болоте запоет гимны во славу Гранталльского Круга, чем я перед вами исповедаюсь! Всё одно сбегу, ясно? Хоть убейте, сбе… ох! Сбегу!

Диньер глухо хохотнул в прохладные волосы невесты, пахнущие мятой и ночью:

— Если убью, не сбежишь. Давай, поспорь со мной. Покойники не бегают, Эмелина. Если я откручу тебе башку, то всё, что ты сможешь делать это выть по ночам, шатаясь по коридорам папашиного особняка… Поняла? Вижу, что поняла. А теперь собери в кучку остатки ума, и потихонечку пошли в дом. Не дрыгайся, я сказал! Ни мне, ни тебе, ни репутации нашей семьи не нужны шепотки и сплетни…

Негромко проговорив всё это, развернул её к себе. Девица Бильер вроде затихла. Однако же, видимое это затишье, судя по её всё ещё тяжелому дыханию и блестящим в темноте злым глазам, было чем угодно, но только не принятием неизбежностей Судьбы.

Убедившись, что стервоза больше не глядит за изгородь, вольник принялся смотреть туда сам.

Прошли какие — то доли секунд, прежде чем, колыхнув бархатную, пересыпанную блестками росы занавесь ночи, на дорогу выбрался экипаж…

Некоторое время постояв довольно далеко от места предполагаемой встречи, сдал назад, исчезнувши также бесшумно, как и появился. Явные подельники Бильеровой змеюки то ли сами поняли, что ловить здесь нечего, то ли, может, увидели, что неудачливая подельница не ожидает их в одиночестве?

Как бы там ни было, а освободители благоразумно отступили от намеченной, но так и не взятой высоты.

— Кто такие? — легонько встряхнул суженную вольник — Рассказывай. Сам ведь узнаю.

Льерда Бильер глянула вскользь на уже пустую дорогу.

Убедившись, что помощники бесследно исчезли, оставив несчастную овечку на съедение злому волку, вдруг принялась скабрезничать:

— Нечего и узнавать! Сами же изволили сделать выводы, льерд. Любовники это мои, вот! Целая повозка любовников. И все… как вы это выразились… с кожаными конями. Или как там? Не имею понятия, правда, что это за кони. Ну, вам виднее. Вы, видно, по тем коням большой знаток. Мне ваших высот не одолеть… Ваших познаний не изведать! Чего смеетесь? Домой же звали? Ну и пошли тогда, а то ноги у меня мерзнут…

Не в силах больше сдерживать рвущийся наружу смех, Ланнфель внезапно отпустил невесту.

Она же, сделав несколько шагов, оступилась, оскользнувшись на влажной траве. Теперь Эмелина стояла неподалеку, сконфуженно сморщившись и взирая исподлобья на ржущего жеребцом вольника.

— Хватит хохотать — то, — громко затараторила, разведя руками — Чему веселитесь? Что сбежать не вышло? Ну так это пока… Я — то что задумала, сделаю рано или поздно. Честно говорю. И вот потом посмотрим, кому будет весело! Ну так мы домой идем? Нет? Давайте быстрее, а то и впрямь, выйдет кто…

Протарахтев это, быстро пошла, приминая ногами траву, то и дело подскальзываясь и ойкая.

Выложенная камнями дорожка, ведущая к «черному» выходу, была отвергнута беглянкой. И понятно, почему. К тому времени, как стало ясно, что блистательный план льерды Бильер провалился с треском, эту часть сада уже вовсю залило сияние вырвавшегося из за туч Талля, ночного светила.

— Боишься, Эмми? — всё ещё смеясь, издевательски отчитывал невесту Ланнфель, двигаясь за ней почти вслед, грубыми, горячими своими шагами сминая её легкие, мятные, цветочные — Ну и дура. Сейчас вот только бегала, а теперь ссышь, что кто нибудь из дома нос высунет, да и увидит как ты тут прогуливаешься! Кто ж так бегает, льерда Бильер? Побег, он тщательной подготовки требует! Товарищей, опять же, надежных. Средств. Тугих кошелей, набитых деньгами! С чем бежать — то собиралась? И с кем? С теми ссыкунами, которые ноги сделали, едва только меня увидали? А там, куда нос навострила, чем бы стала жить? На кожаных конях скакать, за злотку? Чего молчишь?

Крепко пристыженная, уже отлично понимающая, что сваляла глупость, девица резко остановилась.

Развернувшись, сжала кулаки, сердито надув щеки.

— Отстаньте со своими этими конями, льерд Приезжий! — взвизгнула, забыв о своём решении вести себя тише — Сами на них и скачите, если нравится!

Внезапно притихнув, перевела дыхание.

И тут же затараторила громким шепотом, настороженно глядя на странно ухмыляющегося вольника:

— Нечего вам