Новая острая боль вернула его из забытья, и в утреннем свете он увидел, что полчища муравьев снуют по его телу и вгрызаются в рану на ноге. Тейлор подскочил, в ужасе прихлопывая на себе насекомых. Он прыгал на месте в диком танце, давил маленьких кровососов кулаками, расчесывал кожу на щиколотках и ступнях, рывком расстегнул все молнии на летном комбинезоне, чувствуя, как уколы отмечают передвижения муравьев по его ногам.

Только раздевшись почти догола, он наконец выиграл битву. Все еще задыхаясь и дрожа, Тейлор пошел посмотреть на бортстрелка.

Его лицо казалось черным от муравьев. Глаза были открыты и мигали – единственная защита, которую мог позволить себе несчастный.

Зрачки оставались неподвижными, уставившись прямо на сломанный пульт, однако в них явственно горел огонек жизни. И чувства.

– Нет! – вырвалось у Тейлора. Он постарался как можно аккуратнее очистить лицо товарища от насекомых, но ему с трудом удавалось сдерживать судорожные движения своих рук. Ему казалось, что они ползали по его собственному лицу.

Как Тейлор ни старался, он все же толкнул голову стрелка, и тот застонал. Потом его взгляд сместился, и он посмотрел на Тейлора ясными и чистыми глазами, которые казались чужеродными на распухшем до неузнаваемости лице.

– Бесполезно, сэр, – прошептал стрелок удивительно спокойным голосом. – Они повсюду. Я их чувствую. – Он сделал паузу, как будто они всего лишь обсуждали какую-то мелкую неприятность. – Я вот только боялся, что вы ушли. Я думал, вы рассердились, что я не стрелял.

Тейлор аккуратно расстегнул молнию на куртке раненого. Когда он потянул замок вниз, муравьи градом посыпались наружу. Пол кабины, даже ботинки юноши как ковром были покрыты медно-рыжей шевелящейся массой.

– Пожалуйста, дайте мне чего-нибудь попить.

Тейлор почувствовал, что муравьи снова карабкаются по его щиколоткам.

– Всего один глоточек.

– Бен… Ради Христа… если я…

– Я знаю… – произнес стрелок. Из-под его распухших век покатились слезы. – Все равно. Я хочу пить.

Тейлор побежал за флягой.

– Бен…

Стрелок закрыл глаза.

– Трудно говорить… – прошептал он. Казалось, он собирается с силами, чтобы преодолеть невообразимую боль.

Как можно осторожнее Тейлор поднес флягу к губам раненого. Но они уже были неподвижны. Аккуратно Тейлор начал лить воду. Муравьи ползли по его рукам.

Стрелок резко подался вперед. Его голова качнулась навстречу фляге, из горла вырвался клекочущий звук – его тело уже не могло принять воду.

Тейлор чуть не выронил флягу. Но инстинкт самосохранения был все еще слишком силен в нем. Он отшатнулся, пролив только самую малость драгоценной влаги. Огонь муравьиных укусов нестерпимо жег ему руки, но он тем не менее тщательно закрутил крышку. Потом вытащил пистолет и выстрелил в лоб своему бортстрелку.

Поначалу карта была бесполезной, так как вокруг простирался однообразный ландшафт, и он просто шел по компасу на север. Пролетая над поверхностью земли, легко было находить своеобразную красоту в диких зарослях травы и кустарника, но теперь, когда пришлось передвигаться пешком, африканская земля обернулась бесконечным кошмаром, в котором не находилось места ни для чего, кроме жары, колючек, мошкары и змей. Целый день прошел в упорной утомительной ходьбе, прежде чем вдали показались знакомые терриконы горнорудного комплекса. Потом кончилась вода. Словно задавшись целью свести скитальца с ума, далекие холмы отработанной руды упрямо отказывались расти на его глазах, а кусты цеплялись за его одежду, словно не желая выпускать путника из-под своей власти. Его летный комбинезон порвался под мышками, и горячие струйки пота жгли обнаженное тело. В панике он выстрелил из пистолета в змею, которая неожиданно возникла прямо перед ним. Тейлора начала бить дрожь, потом появились галлюцинации. В минуты просветления он никак не мог понять, от чего он страдает больше – от страха или от жажды. Он заставлял себя сосредоточиться только на конечной цели пути, не отвлекаться на посторонние мысли и не давал себе думать о том, что добравшись до лагеря своей эскадрильи, может найти его покинутым. Еще он думал о воде и об отдыхе в безопасном месте, где подстерегавшие его в дороге опасности не подкрадутся к нему во время сна.

Когда в спускающихся сумерках Тейлор наконец приблизился к лагерю, он с замиранием сердца принялся выискивать хоть какие-нибудь признаки жизни. В воздухе не было ни одного вертолета. Машины не поднимали клубы пыли на грунтовых дорогах. Чувствуя, что находится на грани безумия, он прибавил шагу, почти побежал, хромая и спотыкаясь, не сгибая поврежденного позвоночника, словно верхняя часть его тела была вырезана из единого куска твердого материала.

Нет, конечно, они не могли бросить его на произвол судьбы.

Вода. Отдых.

Как в тумане он засеменил вверх по отрогу горы из шлака, что скрывала лагерь от глаз.

И отшатнулся, словно кто-то с размаху ударил его в грудь. Потом уселся на породу, не в силах оторвать взгляд от простиравшейся внизу картины.

Лагерь и аэродром превратились в свалку обугленных обломков. Разбитые вертолеты и машины нелепо замерли посреди обрывков палаток и маскировочных сетей.

Они не услышали его сигнала тревоги. И не успели среагировать. Или не справились с лучше вооруженным противником, как не справилось с ним его звено, ныне обломками рассеянное по пустыне.

Через какое-то время он нашел в себе силы встать и долго, как во сне, бродил среди того, что осталось от его части. Кое-что все-таки уцелело. Несколько автомобилей, полевая кухня, различные предметы полевого оборудования… даже драгоценный бак с водой отступавшие просто бросили. Мертвых тел, правда, не было. По американской традиции живые, уходя, забирали с собой раненых и погибших товарищей. Но больше – почти ничего. Над двухэтажным административным зданием безжизненно повис на флагштоке забытый красно-белый флаг воздушно-десантных войск.

Тейлор понимал, что ребятам здесь, должно быть, пришлось очень туго. Но он не мог испытывать к ним сочувствия. Ему просто было очень плохо, и, как всякий больной, он сосредоточился только на своей боли. Он жадно припал к крану бака с водой, затем подставил голову под струю. По тому, какую боль вызвал стекавший по лицу и шее прохладный поток, он понял, насколько сильно обгорела его кожа. Но Тейлор не стал обращать внимания на такую мелочь. Он хотел спать.

Непроглядная африканская ночь обрушилась на землю моментально, будто кто-то спустил занавес в театре. Спотыкаясь о валяющийся повсюду мусор, Тейлор поднялся на плоскую крышу административного здания, где висел флаг.

Он надеялся, что там его не побеспокоит никакая живность. В нем развился детский ужас перед всякой ползущей мелюзгой, даже перед мухами. Он чувствовал, что по горло сыт ужасами дикой природы, и ему хотелось одного – чтобы его хоть ненадолго оставили в покое.

Тейлор проснулся от солнечного света. Он резко подскочил на своей жесткой бетонной постели. Вертолеты! Он слышал звук вертолетов.