Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет смысла не говорить об этом, — сказал я.
— Когда говоришь, становится легче, — отозвался Георг.
— Глупо стараться казаться сильнее, чем ты есть.
— Ты держишься молодцом.
— Да, но мне так обидно за нее, так жалко.
— Ну, ну. Теперь все позади.
— Мы собирались летом в Париж. В последние дни она только об этом и говорила.
Георг не ответил, и я отхлебнул из своего стакана. Георг забарабанил пальцами по столу. Я допил и позвал официанта. Я заказал еще коньяк, и тут вдруг из колонок под потолком грянула музыка. Когда ее приглушили, я принялся рассказывать, что еще дважды до этого мы собирались съездить в Париж вдвоем, и ни разу не получилось. Георг бросил, что глупо оплакивать прошлогодний снег, но я возразил: он забывает, что она умерла. Мы выпили, и я стал рассматривать ноги за окном.
— Зато тебе осталось много приятных воспоминаний, — сказал Георг.
— Да уж. Лучше б их не было. Теперь, когда она умерла, они отвратительны.
— Я тебя понимаю.
— Эти воспоминания еженочно не дают мне спать и доводят до слез.
— Это скоро пройдет.
— Тебе виднее.
— Да, я не терял никого из близких, но так устроена жизнь — все проходит.
— А звучит так, будто у тебя богатый опыт.
Он не ответил, и я сказал: не обращай на меня внимания, я так. Все в порядке, сказал он. Мы чокнулись и выпили. Алкоголь начал действовать.
— Проклятый священник сказал, что во всем есть смысл, — сказал я.
— Я слышал.
— Я в это не верю.
— Я тоже.
— Смысла нет ни в чем.
— Золотые слова. Именно это я пытался сказать на кладбище.
— Ты хорошо сказал.
— Правда?
— Никто, кроме тебя, так прямо не сказал о ее незаменимости.
— Спасибо. Я пытался выразить это как можно яснее.
— Хорошая речь — это когда сказано все нужное, но ничего лишнего. Тебе это удалось. Ну, выпили.
Я вышел на минутку. В туалете было слышно дождь. Я вымыл руки и вернулся в зал. К Георгу присоединилась девушка. Астрид. Я знал ее в лицо. Она выразила соболезнования, я пригласил ее на поминки. Она не знала, можно ли улыбнуться, и вид у нее стал немного глупый. Георг сказал, что если бы здесь была Лилли, мы бы провели чудесный вечер. Да вы не смущайтесь, ответил я. Астрид зарделась, а Георг пролепетал, что вовсе не то имел в виду.
— Только не надо показного траура, — сказал я.
— Помимо тебя, мало кто ценил Лилли так же высоко, как я, — отозвался Георг.
Официант принес два стакана и сельтерскую. Я заказал еще коньяк. Георг чокнулся с Астрид. Официант вернулся с моим коньяком, и я тоже чокнулся с ними. Георг улыбнулся мне. Не обращай внимания на мои слова, попросил я. Георг закрыл глаза и улыбнулся. Я не в себе, сказал я. Я впервые осиротел. Выпьем, предложила Астрид. Выпьем, согласились мы.
— Лилли была одним из самых замечательных людей, каких я знал, заявил Георг.
— Она была слишком хороша, чтобы жить, — поддержал я.
— Не бывает людей, слишком хороших для жизни, — сказал Георг. — Как раз наоборот: в ней не хватает таких, как Лилли.
— Она была сама доброта, в ней совсем не было зла.
— Судя по всему, она была необыкновенным человеком, — вставила Астрид.
— Не надо все опошлять.
— Я не хотела.
— Это звучит пошло потому, что вы не знали ее. Георг, ведь правда, в ней совсем не было зла?
— Она была действительно замечательным человеком.
Мы снова выпили. Георг угостил всех сигаретами. Астрид не сводила с меня глаз. Я был немного пьян. Мы выпили. Георг сказал, что, мол, хорошо пошла. Еще бы, ответил я. И сказал, что угощаю. Мы допили. Официант! крикнул я. И все соседние столики посмотрели в мою сторону. Тише, шикнул Георг. Официант! — снова крикнул я. Официант пришел и сказал, что, если я не перестану кричать, мне придется уйти. Я совершенно успокоился и сообщил, что мы хотели бы что-нибудь выпить. Вам придется подождать, пока до вас дойдет очередь, ответил он и исчез. Астрид улыбнулась мне. А я ей. Давайте проведем чудесный вечер, сказал я. Давайте забудем, по какому поводу мы здесь собрались.
— Важно жить в реальном мире, — сказал Георг.
— Да, — поддакнула Астрид.
— Вы правы, — сказал я.
— Надо жить сегодняшним днем.
— Да. Черт с ним с Парижем.
— С каким Парижем?
— Я собирался летом в Париж. Вдвоем с Лилли. Теперь, раз она умерла, из этого ничего не выйдет — и ляд с ним.
— Это разумный подход.
— Самое разумное — послать к черту вообще все.
— Тоже верно. Надо радоваться тому, что имеешь. А жалеть о том, что имел и чего не имел, — толку нет.
— Хорошо сказано! — похвалил я. Официант вернулся к нашему столику и спросил, что нам угодно. Я повинился, что не собирался устраивать скандал. Просто никогда не надо поднимать крик, принял он извинения. Я заказал три коньяка и сельтерскую. Официант ушел.
— Я должен сказать вам одну важную вещь, — заявил я. — Пока мы жили с Лилли, я часто думал о том, как хорошо быть свободным.
— Так бывает со всеми, — отозвался Георг.
— Это мерзейшее чувство, — сказал я. — Поэтому больше я никогда не женюсь.
— Не зарекайся.
— Правда, правда. Жить с женой — не только удовольствие. Это как любимая работа. Человека устраивает в ней почти все, но, если что-то не ладится, он начинает подсчитывать плюсы и минусы. Такая подленькая арифметика. Поверьте, это самое отвратительное в семейной жизни: чуть что, и ты начинаешь прикидывать плюсы и минусы. Вы мои друзья, поэтому вам я скажу: если только можно, не женитесь. Не в упрек Лилли будет сказано, но она видела меня насквозь и сразу определяла: что-то произошло. Если у мужчины много женщин, это не так опасно, но когда он отдает себя одной, он продается с потрохами. Я знаю, о чем говорю.
Высказавшись, я захотел выпить. Официанта поблизости не было. Куда, к черту, он запропастился, буркнул я. Сейчас придет, успокоила Астрид. Я проглядел все глаза — нет и все. Официант! — крикнул я наконец. Пара за соседним столом засмеялась. Официант! — завопил я во все горло. Сейчас точно выгонят, сказал Георг. Пришел официант. Он был пунцового цвета. Немедленно покиньте заведение, сказал он и потянул меня за лацкан. Не трогайте меня, рыкнул я. Уже ухожу, но не смейте меня трогать. Весь ресторан смотрел на нас. Кто-то смеялся. Я вытащил из кармана пару бумажек и протянул Георгу. Он улыбнулся. Астрид отвернулась. Я вышел на улицу. Лил дождь.