и средние научные сотрудники – мужчины в расцвете сил, перешедшие рубеж 30-тилетия. Они приняли Лёню радушно, предложили не церемониться, называть их по именам и на «ты».

Позднее в бригаду, кроме Лёни, влились еще два студента: физик Костя и филолог по фамилии Соловей. Костя, как и Соломин, перешел на второй курс, а Володя Соловей был постарше – перешел на четвертый. Они также что-то просили у ректора и теперь зарабатывали желаемое: кто стипендию, кто академотпуск.

Этот Соловей был известной личностью в Перми. Точнее, он прославился, когда учился в 5-ом классе и снялся в кино про одного двоечника и второгодника, а сейчас о нем уж многие забыли. С тех пор он изрядно вырос и поправился. Впрочем, Лёня сразу узнал его по манере капризно выпячивать губы… Слава-стерва поманила Соловья, а затем показала кукиш. Он играл в различной самодеятельности, в том числе на студенческих веснах, но две-три попытки поступить в театральное училище провалились. И вот он изучает в университете английский язык, чтобы на нем поговорить с судьбою, раз она русский не понимает. Впрочем, в данный момент ни он английский, ни Лёня старославянский, ни Костя второй закон термодинамики – не изучают. Они затыкают мохом щели в стенах дома. Работа не трудная, но нудная. Одноэтажный двухквартирный дом возводит стройотряд. Деревянный дом из бруса.

В распоряжении отряда – мощный автомобиль «Урал», с кузовом, крытым брезентом, – машина военных и геологов. На ней подвозили стройматериалы и прочие необходимые вещи. Не хило! – подумал Леонид, когда впервые увидел машину и сидящего за рулем человека. Шофер, научный сотрудник Володя, был подстать управляемой им технике – массивный, небритый, с немного опухшим лицом.

После работы использовали автомобиль для купания. Володя загонял его в воду так, что скрывало задние колеса, и можно было нырять прямо с борта. Река Сылва в этом районе не широкая и не глубокая, но течение довольно быстрое. Лёня сначала купался в плавках, но потом по примеру некоторых старших товарищей стал нырять голышом, чтоб не выжимать и не сушить исподнее. Брезент кузова закрывал обнаженных мужчин от посторонних взглядов.

Случалась и баня у строителей. Университетская баня была просторна, как дом; там могло мыться сразу человек 10-15. Но париться в ней было затруднительно: это ж сколько дров надо, чтоб протопить такую! Однажды командир договорился с местным мужиком, и отряд парился в его баньке, которая топилась по-черному. Низкая (входишь в нее, полусогнувшись), маленькая (два человека едва расходятся), потолок и стены, понятно, в саже. Но – жара! Выскакивали оттуда стройотрядовцы, как ужаленные, и бежали с горы по тропинке в реку. Крякали в прохладной воде: хорошо!

Вечерами три-четыре человека играли в преферанс. Среди них один студент – Володя Соловей. Преф казался Лёне высшим пилотажем карточной игры: там нужно было много считать, предугадывать ходы, в общем, иметь математический склад ума. Лёня смотрел на игроков с уважением. Сам-то он научился с помощью гидрологов играть в кинга и покер, да и то не классический.

Спали три студента в романтической обстановке – на чердаке, где был дощатый пол, горела лампочка Ильича и стояло несколько кроватей. Треугольное помещение чердака и августовская ночь подталкивали к философским размышлениям.

– Добиться известности очень сложно, – улегшись, как-то сказал Соловей, помня свой горький опыт поступления в театральное училище и зная о намерении Соломина стать профессиональным литератором. – Вообще сложно вырваться из своей среды. Тебе еще повезло, что ты поступил и приехал в областной центр.

– Конечно, – согласился Лёня, но продолжал верить в свой талант и свою звезду. Жить без великой цели ему представлялось неинтересным и даже невозможным.

Внизу, под полом, точнее, под потолком, играла музыка. Там каждый вечер устраивались танцы.

Однажды шофер Володя с одобрения коллег привез целую бочку пива. Ее скатывали по трапу с машины, как с корабля. В воздухе запахло матросской лихостью. Пиво отливалось в пару ведер. Хочешь, допустим, пить – подходишь к ведру и испиваешь из ковша. И идешь себе по делам дальше.

А вот еще картиночка, достойная пера. Рядом стоят и смотрят в одну сторону Соловей, научный сотрудник Сергей, маленькая девочка и две женщины, молодая и пожилая. Это приехали навестить Сергея теща и жена с дочкой. И он позвал знаменитого человека сняться с ними на память.

С этим Сергеем у Леонида вышло приключеньице. Как то поздним вечером они испили из ковша, и научный сотрудник предложил студенту: «Пойдем к девкам»! Лёня немного удивился, но отказываться было неловко. Вышли. На улице – тьма шпионская. Крадучись и прячась за деревьями, приблизились к палаточному лагерю, над которым горел единственный фонарь. Вдруг прямо в куст, за коим стояли ловеласы, впились несколько лучей от карманных фонариков. Раздался крик: «Стой»! От неожиданности горе-кавалеры бросились наутек. В считанные секунды Лёня очутился у дома, откуда они только что вышли и где жили научные сотрудники. Но погоня дышала в затылок. Не зная, куда спрятаться, студент забрался под родную машину «Урал». Надежда, что его маневр остался незамеченным, не продержалась и двух секунд. «Вылезай»! – раздалось над его головой. Леонид вылез. Перед ним стояли два крепких молодых человека постарше его. Сразу видно – комсомольцы, спортсмены и активисты.

– Кто такой? – спросил один.

Лёня объяснил.

– Что делали на территории лагеря?

– Ничего, гуляли…

– Почему побежали?

– Вы погнались, мы побежали.

– Понятно… А где второй?

Лёня понял, что проговорился. Проговорился, но еще не выдал.

– Какой второй? – прикинулся он шлангой. – Я был один.

– Ты сказал «мы».

– Ну, мы в смысле я.

– Ага, Мы Николай II…

– Да! – отчаянно сдерзил прижатый к стенке юноша.

– Дать бы тебе, да мараться не хочется.

Вот ведь какую злую шутку могут сыграть с человеком обстоятельства и врожденная деликатность. Стоял Лёня перед правильным крепышом, словно последняя мразь и враг народа. А почему? Потому что немного выпил и хотел посмотреть на милые лица девушек? Потому что не выдал товарища?.. А этот правильный активист. Разве замараться он боится? Нет. С каким удовольствием он отметелил бы Соломина и втоптал его в грязь. Но это может помешать его карьере. У него есть в жизни цель, и он будет идти к ней, наступая на горло собственной песне. У Соломина тоже есть цель, но он чувствовал, что она – в другой, может быть, противоположной стороне.

Пока один спортсмен допрашивал Лёню, второй сбегал за начальником лагеря. Им оказался старый знакомый – лёнин тренер по баскетболу. Соломину казалось, что педагог-физкультурник с багровым лицом (отчего оно багровое?) всегда недолюбливал его. Делал колкие