Затем он отвернулся и раздраженно зарычал что-то в мобильный телефон, который поднес ему светловолосый охранник.

Зрители медленно покидали корт. Девочки захотели обнять Гейл на прощание, и та охотно подчинилась. Один из сыновей Димы, проходя мимо Перри, лениво произнес с американским акцентом: «Круто играешь, старик». Щека у него все еще была красной после удара. Красавица Наташа влилась в процессию, с книгой в руке. Большим пальцем она заложила книгу на том месте, где ей пришлось прерваться. Замыкала шествие, под руку с мужем, Тамара, ее огромный православный крест сверкал на солнце. После утомительной игры Димина хромота стала еще заметнее. Он шел, точно в бой, расправив плечи, выпятив грудь и задрав подбородок. Под бдительным надзором телохранителей русские спускались по извилистой, выложенной камнем тропинке. Позади отеля ждали три микроавтобуса с черными окнами. Марк покинул корт последним.

— Прекрасная игра, сэр, — сказал он, похлопав Перри по плечу. — Просто блеск. Но над ударами слева нужно немного поработать, вы уж меня простите. Может, потренируемся?

Стоя бок о бок, Гейл и Перри молча наблюдали за тем, как кортеж движется по бугристому серпантину и исчезает среди кедров, скрывавших «Три трубы» от любопытных глаз.

Люк поднимает глаза от своих записей. Словно по команде, Ивонн делает то же самое. Оба улыбаются. Гейл пытается избежать взгляда Люка, но тщетно — он смотрит прямо на нее.

— Итак, Гейл, — бодро говорит он, — ваша очередь, если не возражаете. Марк вам докучал. Но в то же время, судя по всему, он настоящий кладезь информации. Что еще интересного вы можете рассказать нам о Диме и его семействе? — Люк дергает маленькими ручками, словно подгоняет лошадь.

Гейл косится на Перри — сама не зная зачем. Тот отводит глаза.

— Он такой скользкий тип, — жалуется Гейл, выражая скорее недовольство Люком, нежели Марком, и морщится, как будто съела нечто отвратительное.

Марк едва успел устроиться рядом с ней на скамье, как тут же затянул привычную песню о том, какой богач этот его русский друг. По словам Марка, «Три трубы» — лишь одно из Диминых поместий. У него, мол, есть недвижимость и на Мадейре, и в Сочи, на берегу Черного моря.

— И дом в пригороде Берна, — продолжала Гейл, — где находится его фирма. Но он предпочитает странствовать. Проводит часть года в Париже, часть — в Москве, часть — в Риме. Так говорил Марк… — Она увидела, что Ивонн делает очередную пометку. — Но основное место жительства Димы или, по крайней мере, его детей, — это Швейцария; они учатся в каком-то интернате для детей миллионеров, в горах. Еще Марк говорил о некоей «компании». Утверждал, что Дима ею владеет. Она зарегистрирована на Кипре. А еще — банки. Несколько банков. Крупный бизнес. Именно это в первую очередь и привело Диму на остров. На Антигуа четыре русских банка, по словам Марка, и один украинский. На самом деле это всего лишь латунные таблички в торговых центрах да телефон на столе у местного юриста. На одной из таких табличек значится имя Димы. «Три трубы» он купил за наличные. Если верить Марку, отель одолжил ему даже не чемоданы, а целые корзины наличных. Жуть какая-то! Двадцатидолларовыми банкнотами, не пятидесятидолларовыми. Пятьдесят баксов — слишком рискованно. Дима приобрел дом, заброшенную сахарную фабрику и полуостров, на котором стоит то и другое.

— Марк называл сумму? — подал голос Люк.

— Шесть миллионов долларов США. И теннис — тоже не просто удовольствие. По крайней мере, это не основное его назначение, — продолжала Гейл, сама удивляясь, как много она помнит из монолога Марка. — Теннис в России — несомненный показатель статуса. Если русский хвалится, что играет в теннис, это значит, что он богат до неприличия. Благодаря великолепным урокам Марка Дима выиграл в Москве какой-то кубок, так что все рты раскрыли. Но он не должен об этом рассказывать: Дима предпочитает считать, что сам всего добился. Марк сделал для меня исключение лишь потому, что полностью мне доверяет. А если я как-нибудь загляну к нему в магазин, то в маленькой уютной комнатке наверху мы могли бы продолжить разговор…

Люк и Ивонн сочувственно улыбнулись, Перри — нет.

— А Тамара? — спросил Люк.

— Марк сказал, что она «Богом ушибленная». А по мнению местных — просто сумасшедшая. Не купается, не ходит на пляж, не играет в теннис, не разговаривает с собственными детьми — разве что о Боге, — Наташу вообще игнорирует, почти ни с кем не общается, разве что с Элспет, женой Амброза. Элспет работает в туристической фирме, но когда приезжает Дима с семьей, она бросает все и бежит помогать мужу. По слухам, одна из горничных недавно позаимствовала что-то из Тамариных украшений, чтобы надеть на танцы; Тамара застукала ее, прежде чем девушка успела положить вещь на место, и укусила за руку так сильно, что пришлось наложить двенадцать швов. Марк говорит, что на месте пострадавшей потребовал бы заодно и прививку от бешенства.

— А теперь, Гейл, пожалуйста, расскажите о тех девочках, которые сели рядом с вами, — попросил Люк.

Ивонн играла роль прокурора, Люк изображал ее помощника, а Гейл сидела на свидетельском месте, стараясь не утратить самообладания, — именно это она советовала своим подопечным, угрожая в противном случае отлучением.

— Девочки уже сидели наверху, Гейл, или они подбежали к вам, как только увидели? — спросила Ивонн, покусывая карандаш и изучая свои пометки.

— Они сами поднялись ко мне. Не бегом, а шагом.

— Смеялись? Улыбались? Шалили?

— Ни единой улыбки. Ни намека на улыбку.

— Может быть, девочек отправил к вам тот, кто должен был за ними присматривать?

— Они пришли исключительно по собственной инициативе. Таково мое мнение.

— Вы уверены? — настойчиво уточнила Ивонн. Ее шотландский акцент усилился.

— Я видела, как это было. Марк начал со мной заигрывать, поэтому я поднялась наверх, чтобы оказаться как можно дальше от него. На той скамейке не было никого, кроме меня.

— Где в ту минуту сидели малютки? Ниже? На том же ряду? Где?

Гейл сделала вдох, чтобы собраться с мыслями, и ответила взвешенно, четко:

— «Малютки» сидели во втором ряду, по обе стороны от Элспет. Старшая обернулась и посмотрела на меня, потом заговорила с Элспет. Нет, я не слышала ее слов. Элспет тоже обернулась и посмотрела на меня, потом кивнула. Тогда девочки посовещались друг с дружкой, встали и пошли наверх. Не бегом. Медленно.

— Не давите на нее, — сказал Перри.

Свидетельство Гейл звучало весьма расплывчато. Так казалось и ей самой — профессиональному адвокату — и, несомненно, Ивонн. Да, девочки подошли к ней. Старшая сделала реверанс — должно быть, научилась на уроках танцев — и очень серьезно спросила по-английски, с легким иностранным акцентом:

— Можно сесть с вами? Пожалуйста, мисс.

Гейл рассмеялась и сказала:

— Конечно, мисс.