А теперь, с этим слиянием, еще хуже стало. Ученики как с цепи сорвались, и каждый урок неизменно превращался в балаган. Разнузданный словесный баттл. И вместо того чтобы рассказывать о поэтах Серебряного века, Аллочка все сорок минут взывала к порядку. Она могла просить, могла кричать до хрипоты, могла требовать, чтобы разборки отложили до перемены, — ее слова тонули неуслышанными. И когда сегодня она вошла в класс и уже по обыкновению прикрикнула: «Тихо!», то неожиданно растерялась, потому что действительно стало вдруг тихо. Даже ненавистный Явницкий замолк, припечатав ее мрачным взглядом. Точнее будет сказать, он замолчал — и все замолчали, что только подтверждало ее мысль: вот кто паршивая овца, портящая все стадо.

Впервые Аллочка провела урок в тишине. Слушали ее, конечно, с кислыми минами, зевали, будто шли на стендап-шоу, а по недоразумению попали на скучную лекцию, но все же слушали и молча.

После урока Алла Геннадьевна попросила Явницкого задержаться.

— Максим, ты почему вчера на занятия не пришел?

— Не захотел и не пришел, — запальчиво ответил Явницкий и взглянул так, что стало ясно: если она сейчас продолжит, нарвется на очередное хамство. И вот что ей делать? Так не хотелось выслушивать новую гадость, но с этим мерзавцем невозможно по-другому. Все попытки поговорить с ним неизбежно заканчивались ее рыданиями в учительской. Ну а с другой стороны, нельзя же просто закрыть глаза? Он ведь тогда совсем обнаглеет. Хотя куда уж больше?

— Ну как так можно? А если бы я не захотела идти на работу и не пришла? — Аллочка и сама услышала, как жалко и неубедительно прозвучала ее реплика.

— Никто бы этого не заметил, — хмыкнул ненавистный Явницкий.

На колкость она не отреагировала, знала, что нельзя вестись на его провокации. Надо оставаться спокойной, ибо с ним только начни нервничать — и он тут же с азартом доведет тебя до истерики. Подлец же!

— Но так нельзя, — крепилась она. — Ты же знаешь наши правила: без уважительной причины никаких пропусков…

— Ну считайте, что у меня есть уважительная причина, — лениво протянул он.

— Какая? — живо поинтересовалась Алла Геннадьевна.

— Не ваше дело.

— Так у него ж сестра приехала вчера, — раздался за спиной насмешливый голос Стаса Шилова. — Он, видать, ждал сестренку, волновался, готовился к встрече, не до уроков было…

Явницкий резко развернулся.

— Гляжу, Шило, она тебя самого как-то уж очень сильно разволновала. Вон как завелся, до сих пор никак не успокоишься.

— Да кто завелся-то? Мне вот просто интересно, с чего твоего батю на доярку-то потянуло?

— Так ты у него и спроси, — рявкнул Явницкий и подхватил сумку. А выходя из кабинета, явно намеренно толкнул Шилова плечом.

— Максим! Мы еще не закончили! — окликнула его Алла Геннадьевна, но тот даже не оглянулся.

* * *

Ужинали они втроем: отец с новоиспеченной дочерью укатил в ресторан. Решил пообщаться наедине. Максима такой расклад вполне устраивал, он бы с удовольствием не видел обоих хоть каждый вечер. А вот мать и Артем заметно расстроились.

— Это все Глушко, — сердилась мать. — Весь этот дурацкий спектакль — его идея. И ужин в ресторане тоже он придумал.

— Да и пусть, — пожал плечами Максим, — я хоть поем нормально, а то при этой чухонке кусок в горле застревает.

Парочка вернулась поздно, около десяти. Максим наблюдал из окна, как она выпорхнула из машины, в два шага догнала отца — тот вышел первым — и подхватила его под руку. Видимо, ужин провели душевно.

А спустя полчаса отец собственной персоной пожаловал к нему. Такое случалось крайне редко. Оба, не сговариваясь, старались избегать лишних контактов, тем более тет-а-тет.

— Как в школе дела? — спросил он, пристально разглядывая стены комнаты, будто тут впервые, затем кивнул на гитару. — Музыку свою забросил, что ли? Не играл давно… Чего так? Хорошо же получалось…

— Да ты уж прямо говори, что надо, — хмыкнул Максим, вольготно откинувшись в кресле.

— Эти вопросы меня тоже волнуют, — раздраженно отозвался Дмитрий Николаевич, но, помолчав, добавил: — Ладно. У меня к тебе небольшая просьба. Будь завтра дома к семи вечера.

— А что будет завтра дома в семь вечера? — насторожился Максим.

— Ничего особенного. Просто ужин в кругу друзей и близких. Я собираюсь представить Алену…

— А я тут при чем? — вскипел Максим.

— Но ты ведь тоже часть семьи… Кроме того, будет кое-кто из репортеров, так что… Надо показать, какая у нас дружная, культурная семья, как мы все хорошо приняли Алену, как рады ей…

— Но я ей ни черта не рад! Меня тошнит от нее. Почему я должен притворяться?

— Знаешь что, — отец наконец взглянул ему в глаза, — меня тоже многое не радует и очень многое не устраивает, я же терплю. А вот эти все твои шмотки, прибамбасы модные, «Фендер» твой, айфоны-айпады тебя радуют?

— А-а-а, шантаж? — ухмыльнулся Максим и закинул ногу на ногу.

— Называй как хочешь, но ты не маленький и должен понимать, что все в жизни имеет свою цену. И потом, не так уж часто я тебя о чем-то прошу.

Отец снова отвел глаза, поджал губы.

— Я не понимаю, это что, так сложно? Просто прийти вовремя на семейный ужин, спокойно, без сюрпризов посидеть от силы час?..

— Ла-а-адно, приду, посижу.

— Без сюрпризов? — уточнил отец.

— Да какие сюрпризы? Я что, фокусник?

Отец пытливо взглянул на него, словно пытаясь распознать подвох. Затем напряжение в глазах спало. Он достал из кармана портмоне, вынул несколько купюр, положил на край стола. Спрятал портмоне, молча развернулся, но у порога вдруг остановился и сказал:

— Кстати, с понедельника Алена будет учиться с вами.

— Что?!

Максим аж невольно дернулся.

— А я что, по-твоему, должен был отправить ее в обычную школу? Чтобы все потом говорили, мол, сыновей-то устроил в престижную гимназию, а…

— Да плевать мне! — взвился Максим. — Но в моем классе это чучело учиться не будет.

— Потом об этом поговорим… Посмотрим… — нахмурился отец и вышел из комнаты.

«Поговорим»? «Посмотрим»? Эти словечки рассчитаны на доверчивых идиотов, которыми отец привык считать почти всех вокруг. И Максим бы ему, может, поверил. И стал бы готовить убедительную речь, почему этой замарашке не место в его гимназии. Объяснил бы, какой это будет для него позор, какой удар по репутации. Да и ей самой, если уж на то пошло, несладко там придется. Ею ведь там все брезговать будут. Но Максим знал отца как облупленного и все его маневры уяснил давным-давно.

«Посмотрим» — это всего лишь попытка увернуться от разговора прямо сейчас, потому что на кону стоит завтрашний вечер, а отцу нужно, чтобы все прошло гладко, чтобы Максим не выкинул очередной фортель. Ну а после ужина он заявит что-нибудь в духе: «Кто ты такой, чтобы мне указывать? Как я сказал, так и будет». И плевать он хотел и на Максима, и на эту девку. Лишь бы для массмедиа предстать в нужном свете. Именно так все и будет, тут даже без вариантов, сотни раз повторялось подобное.