Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шафран могла видеть бухту. Трава простиралась до самого берега, как и предполагалось на снимке воздушной разведки. Она посмотрела налево, на скалы и ступени, ведущие к пристани.
Лодки не было.
Но тут она увидела тень, поднимающуюся над линией причала. Это был мужчина, и он манил ее к себе. Ну конечно же! Он пришвартовал лодку на дальнем берегу, вне поля зрения.
Шафран снова набрала скорость. Она слышала, как яростно лают собаки по ту сторону забора, но знала, что к тому времени, когда их догонят и заставят открыть ворота, будет уже слишком поздно, и она окажется на лодке.
Я собираюсь сделать это!
Когда она рванулась вперед, ее правая нога поскользнулась. Там, где под травой должна была быть твердая земля, ее ногу засасывала мокрая грязь. Она попыталась освободиться и поняла, что то, что с воздуха казалось лугом, на самом деле было болотом. Там должна была быть тропинка к берегу, но она потеряла ее, и единственный способ найти ее снова-это вернуться к воротам и начать все сначала.
Но это приведет ее в объятия немцев.
Она отчаянно пыталась бороться, но ее продвижение было мучительно медленным. Она никогда не могла сказать, ступит ли она на сухую землю, или на водянистую грязь, или на твердый, грубо очерченный кусок скалы.
- Сюда!- крикнул человек у причала. Она видела, как он показывает налево. Должно быть, это и есть путь.
Она повернулась и поплелась к нему.
- Ну же! - закричал мужчина.
Шафран услышала выстрел позади себя.
Немцы расстреляли цепь, которая удерживала ворота.
Послышались громкие крики и лай, а также рокот двигателя, набирающего обороты.
Лодочник в отчаянии окликнул ее: - Быстрее, быстрее!”
Звук выстрела ракетницы эхом разнесся по бухте, и она взорвалась над головой Шафран, бросив ослепительный белый свет на всю сцену.
Она увидела бородатое лицо своего спасителя, кепку на голове, рыбацкий свитер. А потом он снова нырнул за причал, и в следующее мгновение она поняла, что лодка мчится прочь через бухту, направляясь к открытой воде, и ей пришлось броситься в болото травы, грязи и соленой воды, когда загремели пушки и трассирующие пули сверкнули в воздухе в сторону убегающего судна.
Стрельба затихла, хотя звук мотора, исчезающего вдали, сказал Шафран, что человек сопротивления ушел. Она была рада этому. Она не хотела, чтобы его смерть была на ее совести.
Шафран с трудом поднялась на ноги.
Не более чем в десяти ярдах от нее стояли восемь мужчин в немецких армейских ветровках, направив на нее пистолеты, а их собаки расхаживали взад и вперед, злобно рыча и бросая голодные взгляды в сторону Шафран.
У одного из солдат на рукаве была нашита лейтенантская нашивка. Он указал на Шафран и приказал двум своим людям взять ее, пока остальные прикрывали их.
У Шафран были нож и пистолет. Если бы она могла двигаться, или прятаться, или иметь элемент неожиданности на своей стороне, она могла бы бороться с ним. Но она стояла по щиколотку в грязи, без укрытия, и знала, что противник вооружен автоматами МР40—“шмайссерами”, как называли их инструкторы, - способными делать по 500 выстрелов в минуту. К тому времени, как она потянется за пистолетом, они разорвут ее тело в клочья.
Возможно, ей следует сделать этот шаг и покончить с собой. Таким образом, они не смогут пытать ее, и она не сможет выдать то немногое, что знала о движении Сопротивления. Но что-то остановило ее. Дело было не в том, что она боялась умереть, а в том, что она отказывалась сдаваться. Пока она жива, у нее всегда есть шанс найти способ сбежать. Всю свою жизнь она никому и ничему не позволяла бить себя.
Даже когда руки солдат схватили ее, вытащили из болота и потащили к тропинке, Шафран цеплялась за свою веру в себя. Они еще не победили меня.
•••
Шафран отвезли в большой загородный дом, который, как она знала, был захвачен эсэсовцами. “Это филиал для всех их различных полицейских операций, - сказал ей Джимми Янг. - Криминальная полиция, тайная полиция и СД: собственное разведывательное управление нацистской партии. На практике есть много совпадений, особенно на оккупированных территориях. Все они одинаково неприятны.”
Они забрали у нее пистолет, нож, сумку и все ее содержимое. Они раздели ее догола и оставили на три часа в неотапливаемой подземной камере, освещенной голой лампочкой, без мебели, без уединения и ничего, кроме жестяной кастрюли, в которой можно было бы облегчиться.
В двери был проем, через который стражники могли заглянуть в комнату, прикрытый небольшой планкой, которая открывалась или закрывалась. Охранники не делали секрета из того, что открывали ее и регулярно смотрели на нее.
Шафран села у стены, обхватив руками согнутые колени, чтобы придать себе немного скромности. Она не спала с трех часов ночи. В какой-то момент она заснула, уронив голову на колени. Через несколько секунд вошел охранник, поднял ее на ноги, ударил по лицу и швырнул обратно на пол. Он смотрел на нее, позволяя своим глазам блуждать по ее телу, заставляя ее чувствовать себя настолько уязвимой, незащищенной и беспомощной, насколько он мог.
Шафран знала, что это часть процесса размягчения. Лишение сна является одной из основных форм пыток, а подавление человеческого достоинства и самоуважения является первым этапом в уничтожении человеческой природы. Что ж, она может обойтись и без сна. Она была обучена этому. И даже если она застряла в этой адской дыре, ее разум был свободен идти туда, куда он хотел.
Она мысленно вернулась в тот день, когда впервые явилась в Норгеби-Хаус, безымянный современный офис на Бейкер-стрит. Мистер Браун, таинственная фигура, которая завербовала мать Шафран на Великую войну точно так же, как он завербовал Шафран на эту Вторую Мировую войну, поприветствовал ее и сказал: “Я подумал, что вы, возможно, захотите встретиться с кем-то, кого вы знаете.”
Он повел ее наверх, постучал в простую дверь кабинета и подождал, пока раздастся отрывистый приказ: "Войдите!- и ввел ее внутрь.
Шафран потребовалась секунда, чтобы понять, кем на самом деле был человек в офицерской форме, сидевший за столом напротив двери. Даже тогда она не могла в это поверить.
- Мистер Эймис?- она задохнулась.
