Полина достала из сумочки телефон и набрала номер Миронова.

– Константин Витальевич, я нашла нужного человека для Ксении, – улыбнулась она в трубку. – Да, так быстро. Дело ведь не требовало отлагательств. Конечно, я сообщу вам, когда и где произойдет первая встреча, а после дамы сами договорятся, каким образом будут проходить их уроки. До свидания.

– Ты даже не дождалась моего согласия, – недовольно произнесла Елизавета Карловна и потянулась за конфетой.

– А диета? – рассмеялась Полина.

– К черту диету! – живо произнесла ее мать и положила конфету в рот. – Расскажи мне об этой девочке.

Полина принялась красочно описывать Ксению Миронову, радуясь оживлению на лице матери. Получилось, что одним выстрелом она убила двух зайцев: помогла Миронову, вернее его невоспитанной дочери, заодно вытащила мать из депрессии, в которой та пребывала уже много месяцев.

* * *

Юлиан Воскресов сидел в плетеном кресле на огромной веранде напротив зеркальной глади водного канала и со скучающим видом наблюдал, как по волнам медленно ходят яхты. Уходящее солнце золотило его худое лицо, смягчая нежными лучами неровную кожу, придавая взгляду спокойствие и благодушие. Он выглядел расслабленным, потягивая бренди из бокала, но тем не менее весь его внешний вид демонстрировал неприступность и даже некоторую колючесть, проявлявшуюся в барской позе и императорском выражении лица. Снисходительная высокомерность – такими словами можно было описать настроение Воскресова, именно поэтому к нему никто не подходил, включая членов яхт-клуба и персонал. Последние лишь изредка приближались к надменному господину, чтобы раболепно поинтересоваться, не желает ли он еще чего-либо. Юлиан отсылал их небрежным взмахом пальцев, показывая, что ни в чем не нуждается. Перед ним на невысоком стеклянном столике стояла начатая бутылка испанского бренди, выпущенного в годы правления Франко[2], рядом лежали нетронутые сигары – в общем, Юлик находился в очень хорошей компании и не собирался делить ее с кем-то еще. Он ожидал Полину Матуа, тщательно обдумывая, как вести разговор с этой «уникальной» дамочкой. Они были знакомы вскользь, но ему много рассказывали о ней, и, признаться, Воскресов нетерпеливо подгонял время, мечтая, чтобы она скорее появилась. Аристократичная, умная, с острым языком, при этом женственная и красивая – такие женщины нравились ему. Он был бы не прочь поместить подобный экземпляр в свою коллекцию, но предполагал, что мадам Матуа окажется «сильной штучкой» и не станет вступать в интимные отношения с клиентом. Впрочем, по опыту Воскресов знал, что деньги многое решают, в том числе понижают порог нравственности. Главное – знать, сколько и когда предложить. И все же сначала он хотел, чтобы Полина выполнила заказ, а потом, если представится случай, можно будет узнать ее с другой стороны.

– Господин Воскресов, – услышал он за спиной тихий голос администратора, – приехала госпожа Матуа. Ее провести на террасу или вы желаете принять…

– Сюда, – не дал окончить фразу Юлиан.

Он даже не обернулся к администратору, что было крайне невежливо. В лице молодого человека ничего не изменилось в ответ на подобную бесцеремонность, он вежливо склонил голову и удалился. Спустя несколько минут снова появился на террасе, сопровождая мадам Матуа.

– Благодарю, – Полина кивнула молодому человеку и одарила его улыбкой.

– Что желаете?

– Чай, пожалуйста, с лимоном. Очень жарко.

– Да, – кивнул администратор, привлеченный теплотой голоса женщины, – температура в сентябре оказалась выше, чем все предполагали. Но здесь, у самой воды, свежо. Скоро придете в себя.

Он снова удалился, бросив через плечо короткий взгляд на колоритную парочку, и был удивлен, когда самый высокомерный член этого модного яхт-клуба поднялся и поцеловал протянутую руку.

– Добрый вечер, Юлиан Дмитриевич.

Голос Полины был ровным, спокойным и отстраненным, словно она говорила со слугой, который не вызывает у нее никаких эмоций, кроме равнодушия. «Мне бы так! – восхитился администратор. – Но где уж! Они – одного поля ягоды, а я? Всего лишь обслуга, которая должна лизать пятки, чтобы не вылететь с работы». Он ускорил шаг, чувствуя, как внутри закипает злоба, стараясь, чтобы внутреннее раздражение никто не увидел.

Тем временем Юлиан Воскресов, нисколько не смущаясь, пристально разглядывал Полину.

– Сколько лет мы не виделись? – спросил он, задержав взгляд на шее, оголенных плечах и темно-каштановых волосах, в которых ярко играло солнце.

– Два месяца назад встречались на одном светском рауте, – ответила Полина.

Юлиан сделал вид, будто вспоминает, когда и что за мероприятие это было, но Полина сразу поняла – ему прекрасно известно, где именно они виделись в последний раз. Видимо, «мальчик» набивал себе цену, прикидываясь слабо помнящим или недоступным, только для чего он это делал, было не ясно.

Воскресов вообще был крайне непонятным типом. Вернее, все маски, которые он носил, являлись вполне очевидными, каким же он был на самом деле, не знал никто. Вполне возможно, даже сам Юлик не предполагал, кто живет внутри него. Одно было бесспорно – Воскресова обожала капризная фортуна, что, несомненно, отразилось на его характере и отношении к жизни. Юлиан был единственным сыном одного из самых значимых людей страны. Отца его называли крупнейшим российским предпринимателем, занимался он нефтью, финансами, розничной торговлей и был членом Общественной палаты Российской Федерации. А в последнее время ходили слухи, что Воскресов-старший решил все свои силы направить в политику. Наверное, метил как минимум в вице-президенты или же готовил теплое местечко для своего обожаемого сынка. Для Юлика отец ничего не жалел, поэтому неудивительно, что сын вырос заносчивым и непримиримым. Настоящий властитель вселенной – такого за версту чувствуешь и не можешь не поразиться величию, которое читается в его взгляде. Юлиан Воскресов действительно умел смотреть на собеседника так, что у того по спине бегали мурашки от страха. Но иногда этот заносчивый мужчина умел быть обаятельным и очень милым. Например, сейчас, когда он смотрел на Полину, взгляд его выражал доброжелательность. Одновременно в нем читалась самоуверенность и некое самодовольство, никогда не исчезающее с его лица. В самом лице, кстати, не было красоты, хотя Юлиан считал себя неотразимым. Мелкобугристая кожа, как у юноши, только что вышедшего из подросткового возраста, тонкие нервные губы, мутно-карие, невыразительные глаза. Высокий, худощавый, с длинными руками и ногами, он напоминал паука-сенокосца – простой, серый и абсолютно непривлекательный. Зато вкус у него был отличный, одевался элегантно, носил дорогие часы, которые небрежно отливали белым золотом на костистом запястье, ездил на дорогих спортивных машинах и предпочитал таких же эксклюзивных женщин. За последний год он пропустил через свою постель не менее десятка самых лакомых красоток столицы, а скольких еще уложит в свою царскую койку, мало кто мог предположить. «Что они в нем находят? – недоумевала Полина. – Конечно же, ведутся на его состояние. Как я могла это упустить?» Юлиан Воскресов слыл щедрым любовником, многих своих дамочек он одаривал, не скупясь. Поэтому лишь за одну ночь с ним можно было стать обладательницей прекрасных серег от «Bulgari», хорошенького манто из ценного меха или же, если сильно постараться и удивить его, новехонькой машинки. Однажды, в пылу особой расточительности, Юлиан заплатил на благотворительном аукционе триста тысяч евро за право назвать новый сорт орхидеи именем своей подруги. Та подруга уже давно канула в Лету, но имя ее до сих пор помнит весь столичный бомонд благодаря тому, что теперь его носит прекрасный цветок. Странно, что Воскресов до сих пор не женат. «Ему ведь, – прикинула Полина, – лет тридцать пять. Хотя это его личное дело, кого и когда вести под венец».