Наверное.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Я смотрела, как дружинник водружает пирог с молоком на окно, как бесится беспомощный домовой, пытаясь прогнать их, как парни расходятся. Смотрела в упор, пытаясь поймать взгляд нечистика, но он не видел меня. Его дикий вид интриговал. Я всегда представляла домовых чистенькими благообразными старичками с длинной бородой. А тут — страшный, большой, в лохмотьях, нечёсаный!

Кузя…

Впрочем, Кузю отмыли, и он стал чистеньким и благообразным. Может, этого тоже надо отмыть?

Я займусь домовым позже. Сначала мне надо обойти моих больных. Я поискала взглядом Ратмира, махнула ему рукой:

— Светлый князь, разреши обратиться!

— Челом бьёшь? — усмехнулся он, подходя.

— Щас, разбежалась, — пробормотала. — Печник и плотники уже начали баню?

— Да. Вон, приспособили домишко под это дело.

— Хорошо, пусть побыстрее заканчивают, людям надо мыться с дороги. Бабам стирку тоже…

— Река вон есть.

— Холодно в реке-то ещё!

Он огляделся, подступил ко мне и сжал мои руки в своих ладонях:

— Любая, всё устроим, всё. Иди, хлопочи по своим бабьим делам, а нам оставь мужские.

Я только усмехнулась, чувствуя силу его рук. Потянувшись на носках, чмокнула любимого мужа в щёку и пошла, не оборачиваясь, к ближайшему дому.

Меня ждал очень неприятный сюрприз. Почти в каждом доме кто-то болел. Я даже растерялась поначалу, потом подумала, что это нормально — всё-таки перенесли длинный путь в тряском обозе, а кто и пешком, теперь пригрелись на новом месте, и расслабившееся тело не выдержало. Иммунитет снизился, качество еды сыграло роль.

Но всё равно стало неприятно. Будто я не справилась со своей ролью. Я травница, знахарка — не могу поддерживать людей в форме!

Целый день я провела в лечении. Там понос, тут простуда, там кашель, тут загрудинные боли… Я старалась. Очень старалась. И надеялась, что всё будет хорошо. Но… Сердце болит, а ум понимает. Хорошо не будет. Столько больных сразу вымотали меня — не только физически, но и душевно. Моя сила явно не справлялась.

Массаж моему первому больному тоже не помогал. Малыш уже начал задыхаться. Дышал он тяжело, с присвистом, и я отчего-то подумала: умрёт. Нет, врач во мне хотел бороться и не сдаваться! А женской жалостью поняла, что тут незачем стараться. Очаг воспаления в лёгких расширялся, несмотря на отвары, массажи, выдавливания пальцами красного огня из альвеол…

Мать мальчика стояла за моей спиной. Так хотелось помочь бедной женщине, обнадёжить её, утешить, но у меня не осталось слов надежды. Я взяла ребёнка на руки и обняла, закачала, уложив его голову на плечо. Слёзы подступили к глазам. Если бы я была в моём времени, в моём городе… Там врачи, больницы, капельницы, антибиотики! Там кто-нибудь пришёл бы мне на помощь, кто-нибудь точно знал бы, как вылечить мальчика. Мой волшебный рентген и мои волшебные травки — не всё! Ещё нужен опыт, знания, правильно подобранные молекулы…

— Прости, Беляна, — покаянно обратилась я к матери мальчика. — Не думаю, что смогу спасти твоего сына. Мне очень жаль…

— Ты же ведьма, сделай что-нибудь! — в отчаянье простонала женщина. Морщинки в уголках её рта опустились, словно вырезанные в камне умелой рукой скульптора.

— Я сделала всё, что могла, — пряча взгляд, сказала я, уложила мальчика на постель из соломы, покрытой относительно чистым полотном, и добавила: — Теперь остаётся только ждать и уповать на богов.

Женщина толкнула меня в плечо:

— Уходи! Убирайся отсюда! Какая ты ведьма! Даже не можешь ребёнка вылечить! Лучше бы мы остались в Златограде…

Что я могла ответить на это? Ничего. Поставила кружку с отваром на пол у постели и молча вышла из дома.

Сумерки уже легли вокруг города, как стая волков, окружившая костёр, но не решающаяся напасть. Факелы не давали темноте накрыть дома. Очаги, лучины, восковые свечи обозначили тёмные днём провалы окон, создавая иллюзию ночной многоэтажки, которую кто-то положил на бок. Я подняла глаза к небу. Звёзды такие яркие, такие большие и далёкие… Луны почти не видно. Завтра новолуние. На новолуние хорошо подстригать волосы и переезжать.

Я правильно сделала. Я всё-всё сделала правильно! Ни о чём не жалею и не буду жалеть. Только о том, что не смогла спасти маленького мальчика. Но у каждого врача есть своё персональное кладбище, которое служит не только напоминанием о неудачах, но и толчком для развития, опытом, пусть неприятным.

Где-то блеяли козы, лаяла собака, где-то шумно фыркали лошади. Шелестела вода, поднимаясь из реки через стену. Кайа-Тиль, древний город великанов, ожил. Уж не знаю, сколько лет или даже веков он простоял пустым, но теперь в нём теплится жизнь. А где жизнь — там и смерть.

Озноб пробрал меня, и я взглянула на окна большого дома. Они были пусты. Кувшин лежал на боку рядом со скомканным рушником. Домовой принял еду.

Мне надо срочно поговорить с Бером. Быть может, он знает, как привадить домового. И заодно спросить у Мыськи, когда она уже собирается влюбляться в медведя. Потому что Беру осталось недолго без женской искренней любви.

В моем доме вкусно пахло пирогами. Забава хлопотала по хозяйству, а Голуба месила тесто в большой бадье. Тут же на соломе, на расстеленном одеяле лежали малыши. Отрадушка гулила, то и дело суя в рот деревянную игрушку — большую птицу. Волех уже сидел, то и дело заваливаясь на бок, если слишком смеялся, когда одна из женщин строила ему «козу» или притворно пугала.

— А где Мыська? — спросила я, оглядывая первый этаж.

— Со стариком сидит, — махнула рукой Забава. — Плох он, совсем плох.

Бер умирает. И маленький мальчик умрёт. Мы все умрём.

Я заглянула за занавеску, которую растянули, чтобы отделить семьи друг от друга. Бер лежал на импровизированном топчане, на матрасе из соломы, на чистых простынях, под тёплым одеялом из разноцветных кусочков ткани. Лицо его, морщинистое и словно уже восковое, показалось мне маской в обрамлении длинных седых волос и бороды. Мыська, маленькая храбрая девчонка, пыталась кормить Хозяина Леса с ложечки:

— Ну же, Берушка, ещё немножечко, это за Волеха… Открывай рот! Вот так! А теперь ложечку за Отраду!