— Извини, что опоздала! — воскликнула как-то раз запыхавшаяся Нэнси, врываясь в кафе, где у них с К. X. была назначена встреча.

— «Честно говоря, дорогая, мне на это глубоко наплевать», — моментально процитировала та.

— Ну и хорошо, — кивнула Нэнси, усаживаясь за столик.

К. X. неторопливо обвела взглядом столики и, повысив голос, проговорила:

— «Из всех забегаловок всех городов во всем мире она зашла именно в мою».

Нэнси заметила, что остальные посетители начали на них оглядываться.

— Хочешь сэндвич? — негромко спросила она.

— «Бог свидетель, даже если мне придется убивать, красть и обманывать, я никогда больше не буду голодать»[4].

— Я так понимаю, что хочешь, — вздохнула Нэнси и раскрыла меню.

Большинство людей, услышав этот диалог, несомненно, легко разглядели бы в нем признаки начинающегося или уже наступившего безумия, но Нэнси все видела по-другому. Она была еще очень молода, эксцентрична и к тому же охвачена жаром своей первой однополой любви.

— Но любовницей она была великолепной, — частенько говорила наша тетушка, после чего отец или мать, как правило, вставали и произносили что-нибудь вроде:

— Ну, в любом случае…

Мы с братом каждый раз нетерпеливо ждали, что последует дальше, но так и не услышали, что же случится «в любом случае», до тех пор пока не стали много старше.

Раньше я никогда не слышала, как отец плачет, и в тот вечер, когда мать только что отправилась в больницу, это случилось в первый раз. Я сидела на нижней ступеньке и подслушивала, как он заикается, сдерживая слезы.

— А если она умрет? — спрашивал он.

Брат на цыпочках спустился по лестнице, сел рядом со мной и закутал нас обоих в свое еще теплое одеяло.

— Она не умрет, — сердито сказала Нэнси.

Мы с братом посмотрели друг на друга. Я почувствовала, как быстрее забилось его сердце, но он ничего не сказал, только крепче прижал меня к себе.

— Послушай, Элфи, она не умрет! Некоторые вещи я знаю точно. Ты должен мне доверять. Ее время еще не пришло.

— Господи, я сделаю все, что угодно, — всхлипнул отец, — все, что угодно. Я стану кем угодно, я все сделаю, только бы с ней все было в порядке.

Насколько мне известно, это была первая сделка отца с Богом, в которого он не верил. Следующую он заключит почти тридцать лет спустя.

Мать не умерла и через пять дней вернулась к нам, а выглядела при этом лучше, чем за все последние годы. Биопсия прошла успешно, и доброкачественную опухоль быстро удалили. Мне казалось, что она должна быть черной как уголь, и я попросила мать показать отрезанный кусок, но брат велел мне заткнуться и добавил, что я ненормальная. Нэнси начала плакать с той самой минуты, как мать вошла в дом. Она вообще плакала в самые неожиданные моменты, и, наверное, потому и была хорошей актрисой. Но вечером у себя в комнате брат объяснил мне, что Нэнси плакала потому, что была влюблена в нашу мать с тех пор, как впервые увидела ее.

Он рассказал, что Нэнси как-то на выходные поехала в Бристоль к брату (то есть к нашему отцу), который заканчивал там университет. Они отправились прогуляться по Мендип-Хиллс, а когда промерзли до костей, зашли в паб и уселись греться перед весело гудящим камином.

Нэнси заказывала у стойки пиво и лимонад, когда дверь распахнулась и в бар влетела промокшая насквозь молодая женщина, которая тут же направилась к бару. Нэнси не могла отвести он нее глаз. Она наблюдала, как женщина заказала виски и залпом выпила стаканчик. Потом она закурила сигарету и улыбнулась.

Скоро они разговорились. Нэнси выяснила, что женщину зовут Кейт, и от традиционной основательности этого имени у нее в два раза ускорился пульс. Еще она узнала, что Кейт второкурсница, изучает английскую филологию и на прошлой неделе рассталась со своим бойфрендом — порядочным придурком, сказала та и рассмеялась, запрокинув голову и открыв беззащитную мягкость шеи. Нэнси вспыхнула и ухватилась за стойку, потому что почувствовала внезапную слабость в ногах и выше. Именно в тот момент она решила, что если эта женщина не достанется ей, то должна достаться ее брату.

— Элфи! — закричала она. — Иди сюда скорее, я тебя кое с кем познакомлю!

В итоге вместо отца, заканчивавшего в то время университет, за матерью фактически ухаживала Нэнси. Это Нэнси посылала ей цветы. Нэнси звонила ей, и Нэнси заказывала в ресторанах романтические ужины. И наконец, это Нэнси писала стихи, о которых отец даже не знал и благодаря которым наша мать влюбилась в него и обнаружила «скрытые глубины» в его порой вяловатых эмоциях. К началу нового семестра наши родители успели влюбиться друг в друга по уши, а пятнадцатилетняя, совершенно запутавшаяся в своих чувствах Нэнси печально удалилась прочь, спотыкаясь об обломки своего разбитого сердца.

— И она ее все еще любит? — спросила я.

— Кто знает, — вздохнул брат.

— Доброе утро. — Сказала Нэнси и открыла глаза навстречу тусклому ноябрьскому дню.

— Привет, — отомкнулась я.

— Что случилось? — Она перевернулась под одеялом, чтобы видеть мое лицо.

— Сегодня будет прослушивание, — тихо сказала я, закручивая вокруг головы красно-синий школьный галстук.

— Какое прослушивание? — Нэнси быстро села в кровати.

— Для рождественского спектакля.

— Я не знала, что ты хочешь участвовать.

— Я и не хотела, меня Дженни Пенни уговорила.

— И кого ты хочешь играть?

— Марию, Иосифа… В общем, какую-нибудь главную роль.

(Исключая, пожалуй, Младенца Христа: во-первых, это была роль без слов, а во-вторых, я подозревала, что еще не прощена за предположение, что Христос родился по ошибке.)

— А что надо делать на прослушивании? — продолжала расспрашивать Нэнси.

— Да ничего, просто стоять.

— И все?

— Все, — уверенно сказала я.

— Это точно?

— Точно. Дженни Пенни так сказала. Она говорит, что если талант есть, то они и так увидят, а на мне талант написан.

— Ну тогда хорошо. Удачи тебе, ангелочек. — Она наклонилась к тумбочке и выдвинула ящик. — Вот, возьми, мне они всегда помогают. По ним сразу узнаешь звезду.

Я быстро дошла до конца дороги, где густо разрослась большая зеленая изгородь: здесь мы всегда встречались с Дженни Пенни, чтобы вместе идти в школу; у нее дома мы не встречались никогда: там были какие-то сложности, связанные с новым кавалером ее мамы. Вообще-то Дженни, по ее словам, нормально с ним ладила, но только в присутствии мамы. Проблема в том, что ее мама далеко не всегда присутствовала: она часто уходила на похороны, это было ее новое хобби. Я считала, что ей просто нравится плакать.