игры в реальном месте, что отражено в сцене, в которой Ричард-Леонардо ДиКаприо стал героем компьютерной игры и проходил уровни в своем воображении и в реальности. Потому что фантазия – тоже реальность. Субъективная реальность объективной действительности. Но в реальности все страшнее. Потому что действительно. По-настоящему. И реальность вторглась в мир главного героя.

Выражение лица суровое, дикое. Главный герой становится хищником в сцене воплощения bestia, как он сказал, «чтобы лучше видеть ночью». Стремительный бег, согнутые локти и спина, крадущаяся, припадающая к земле походка – гепард перед прыжком.

Воплощение в образе bestia завершилось обезьяньим оскалом в зарослях марихуаны перед прятавшейся в ней от охранников молодой девушкой, которую те убивают на глазах главного героя. В тот момент воплощение свершилось – сторож острова.

Но с этой первой смертью главный герой становится прежним. Всего лишь за секунды эмоции и чувства проходят через несколько трансформаций, отражаясь на лице, во взгляде, движениях, хотя при обычных обстоятельствах на это «излечение» потребовалось бы значительное время. Леонардо ДиКаприо совершает переход от образа одержимого неуправляемой энергией духа острова к образу человека, осознавшего, что все, свершившееся сейчас перед ним, – реальность, и, – о, ужас! – возможно, свершилось из-за него. После чего наступает стадия страха, дикого, животного, инстинктивного, в данном случае, спасительного чувства. Губы приоткрываются, подбородок заостряется, пронзительный взгляд. Бежать!

Что это было? Одержимость. Вот откуда берутся дикие мысли и идеи, совершаются противоестественные, направленные на причинение вреда, смерти, действия, которых человек не знал и не совершал ранее, а теперь, одержимый чужой энергией, придумывает и совершает.

С aleo в фильме тесно связана эволюция образа главного героя и кульминация его развития. Образ главного героя эволюционирует в течение кинематографической картины. В фильме два кульминационных момента. Первый момент, когда верх одерживает бессознательное, моральная планка главного героя опускается, главный герой мнит себя защитником острова, расставляет ловушки, следит за людьми как хищник из засады за дичью или шпион за врагами. Второй момент, когда верх одерживает сознательное, к главному герою вернулся разум, а сам главный герой Ричард вернулся к жизни на материке.

Движения актера в исполняемой им роли главного героя. Походка раскованная, расслабленная, подростковая, молодежная. Леонардо ДиКаприо собран, отличная реакция, как в фильме «Кровавый алмаз». Главный герой торопится действовать. Во взаимоотношениях с другими персонажами кинокартины актер предупредителен, с интересом смотрит на них. Жесты часто выражают эмоции и заменяют речь главного героя. Например, жест недоумения – разведенные в стороны руки ладонями кверху и одновременное пожимание плечами, – сопровождаемый собственной мимикой актера, которая встречается в таких кинокартинах как «Титаник», «Великий Гэтсби», – приподнятые вверх брови и поджатые губы с легким наклоном головы вниз и в сторону.

Я обратила внимание на способ, каким актер в образе главного героя копировал карту острова. «Линия должна быть написана одним движением без отрыва карандаша от листа бумаги», – учили в художественной школе. Главный герой отрывистыми движениями проводил штрихи одной линии на отрывке бумаги, как обыкновенно люди рисуют в детстве. Здесь я вспомнила, как Леонардо ДиКаприо писал картину в фильме «Титаник», и стала представлять, как актер мог бы писать картины в воплощении образа Леонардо да Винчи. Меня не удивит, если в своем animadverto (см. Терминологический словарь) Леонардо ДиКаприо освоит технику рисунка, живописи, скульптуры.

Взгляд актера меняется с развитием событий в фильме. Часто взгляд заменяет или подкрепляет речь актера. На вопрос одного из героев фильма – «Ты веришь в этот остров?» – отвечают глаза Леонардо ДиКаприо. «Нет», – говорят они. Леонардо ДиКаприо использует взгляд и для приема убеждения. В этот момент актер, не моргая, прямо и открыто смотрит в глаза собеседнику.

В сцене, когда главный герой солгал, ответив «нет» на вопрос героини Сел о том, показывали ли трое вновь прибывших на остров карту кому-либо, я применила метод установления психологических признаков достоверности по видеозаписи, используемый при производстве судебной экспертизы. Из трех молодых людей ложным сообщением является ответ актера на заданный вопрос. Леонардо ДиКаприо приподнимает брови, часто кивает головой, стараясь придать ответу большую убедительность. Актер умышленно открыто указывает зрителю на признаки лжи для того, чтобы сообщить ему, что юный Ричард соврал потому, что понимал, что он может покинуть остров в случае, если ответит «да». Тогда Ричард еще не знал, что он не только мог быть изгнан из общины, но и рисковал своей жизнью и жизнью друзей. И все это читается благодаря воплощению Леонардо ДиКаприо.

Юношеское выражение уверенности и интереса к жизни на лице, в облике, фигуре, движениях, взгляде, степени владения эмоциями или их бесконтрольном выражении актер сохранил в кинематографической картине до определенного этапа развития образа его героя. После переломного момента в развитии сюжета, взгляд, как я его определила, снова становится трансцендентным, проходящим в собственной мысли сквозь окружающие предметы и людей.

Речь уверенная, с нажимом. И речь, и взгляд, и эмоции открыто выражают мысли юного главного героя.

Все средства актерской выразительности сходятся вместе в конце кинокартины, когда героиня Сел, поставленная перед псевдо-выбором, решает застрелить главного героя. В глазах актера, стоявшего по сценарию под прицелом пистолета, отразились, нет, пожалуй, стремительно прожили полную жизнь различные эмоции и чувства, сменяющие друг друга, изменяющиеся, переходящие из одной эмоции в другую, из одного чувства в другое. Глаза Леонардо ДиКаприо в финальной сцене транслировали зрителю: сначала страх, который затем перешел в яростную, бесстрашную уверенность («Стреляй, Сел!» – говорит, кричит главный герой), а потом – в радость (выстрела не произошло) и последовавшую за ней истерику, и в печаль от расставания с островом, новыми друзьями в конце фильма.

Глава VII. Банды Нью-Йорка

5 ноября на кухне в квартире у Шерлока Холмса вкусно пахло жарким. Холмс и Уотсон стояли возле плиты. Везде царил предпраздничных дух приготовлений. Завтра – День Рождения Уотсона.

– М-м, что это? – спросил Уотсон, отпив зеленого чая из фарфоровой чашки с изображенными на ней серыми котами в серебряных колокольчиках. Доктор взял предмет, на который упал его взгляд. Это была обоюдоострая бритва, упакованная в кожаный чехол. – Качественная вещь! Я всегда бреюсь именно такой.

– Положите бритву на стол, Уотсон. Это не гигиенический прибор, а вещественное доказательство, – Холмс взглядом знатока изучал острый предмет. – У этой бритвы давняя история. Но вначале давайте подкрепим наши силы, Уотсон! – и Шерлок Холмс пригласил друга к столу, на котором в тарелках с ручной росписью уже дымилось жаркое.

– Кролик, очень вкусно! Хороший выбор! – похвалил блюдо Уотсон.

– Да, выбор отличный. Особенно в контексте истории, которую мы должны исследовать, – невозмутимо сказал Холмс, в свою очередь, лакомясь диетическим мясом.

– В смысле, Холмс? – Уотсон перестал есть и посмотрел на Шерлока Холмса.

– Представьте: он повесил мертвого кролика на заборе на «Пяти углах»! Прямой