отказал племяннику в обучении. Грамотность тысячи раз ставила его в делах впереди прочих бандитов — бедолаг, которым не так повезло.

Эмрис нашел своих ребят в одной из караулок, где традиционно размещали охрану прибывающей знати. Служка проводил его. Ребята не выглядели обиженными — у них была снедь и, кажется, пиво или эль. Увидев капитана, полторы дюжины наемников вскочили с мест. Им тоже пришлось не по себе остаться без капитана в незнакомом месте.

Эмрис не был готов к большим разговорам, но пару слов для ясности сказал, в том числе упомянул, что император обмолвился о каком-то предстоящем деле и рекомендовал переформировать отряд.

— Он сказал воспользоваться вороном, но что-то я не слишком этому доверяю. Так что Эван, проспись как следует, завтра поедешь назад в Редвуд, — распорядился Железный.

— Да почему я? — вмиг застонал Эван. — У меня и так уже мозоль на яйцах.

— Приложи к ним крапиву, — посоветовал Эмрис и вернулся к главному. — У тебя язык подвешен получше, чем у Крейга, останешься за главного до моего возвращения. Если что, сможешь договориться с местными. Только, пожалуйста, не огрызайся с каждым первым. А Крейг пусть едет сюда. Пригодится распугивать всех своим видом.

— Ла-адн, — только и протянул Эван. — Какие еще будут перестановки?

Эмрис рассказал, кто остается, кто уезжает, а кому следует прибыть, не затягивая.

Только вернувшись в комнату в ту ночь, он, наконец, осмыслил все. Кажется, Аерон в самом деле затеял своеобразное состязание с пленением Норга не просто так, и имел виды на удачливого ловкача. Какие именно, Эмрис не понял: Аерон не сказал ничего конкретного. Только «потом куда-то с кем-то поедешь, посмотришь, как делается что-то». Все. Не сказать, что это походит на исчерпывающее объяснение его дальнейшей судьбы.

«И все же это куда лучше, чем участь Норга», — подумал Эмрис, стоя перед зеркалом.

На другой день по прибытию в столицу бывшего главаря шайки публично вздернули. Если подумать, ужасно несчастливая судьба оказалась у парня: сначала объявили на него открытую охоту, тесня с насиженного места или вынуждая окапываться, потом среди ночи оглушили в собственной спальне, везли, как выдранную бабу брошенным через седло с мешком на голове, и под конец, когда мешок стянули, и из глаз перестали литься слезы от внезапно острого, яркого света, Норг осознал себя стоящим на эшафоте посреди городской площади. Толпы зевак глазели на него в ожидании крови, в то время как сам он едва мог стоять. Глашатай — не то сбоку, не то сзади, зачитал приговор. Император огласил, что все они обязаны этим актом справедливости новому барону Редвуда, Эмрису Железному.

Эмрис Железный. Имя человека, сломавшего его жизнь — вот все, что услышал бедолага Норг перед тем, как бесславно умер на виселице.

Жаль бедолагу. Но, выбирая между своим довольством и чужим, Эмрис знал, на какой стороне стоит. Оно того стоило, подумал он и одернул камзол. Красивый, черный, из дорогого сукна, пошитый специально к сегодняшнему вечеру.

Эмрис одернул одежду еще раз и чуть приосанился, разглядывая отражение. Из зеркала на него смотрел высокий крепкий мужчина. Черные волосы он уже много лет носил, зачесав назад, небольшим хвостиком, и не видел причин себе изменять. Несколько белых шрамов на лице, всегда казавшиеся чем-то вроде доказательств его силы и рода деятельности, сейчас выглядели как нечто неуместное. Интересно, у других лордов есть что-то подобное? Или эти полосы навечно станут знаком его «низкой породы» и того, что он отгрыз себе баронство, как дикий пес?

Еще неделю назад он бы послал всякого, кто намекнул бы на что подобное, исследовать сточные канавы замка Редвуда. Однако за пять дней во дворце императора Эмрис успел прочувствовать себе все недовольство некоторых местных обитателей. Женщины в надушенных платьях шептались у окошек вдоль коридоров и, не скрываясь, негостеприимно таращились на него. Мужчины заносчиво хмыкали, провожая взглядом. Этим бы он еще мог ответить: начистить рожу, как следует, хоть на кулаках, хоть с оружием. Эмрис присматривался к их мечам и кинжалам и понимал, что половина клинков во дворце — это украшение, элемент декора. А что делать с женщинами? Вряд ли император продолжит благоволить ему, если он отлупит парочку дам.

С Аероном, к слову, Железный больше не пересекался. И от этого становилось только хуже. Возможно, если бы император иногда мелькал в поле зрения, Эмрису было бы легче помнить, что есть хотя бы один человек, который принимает его баронство, как должное. «Братьям» тоже доставалось — не сказать, что прямо от всех гвардейцев, но, например, от тех, кого недавно посвятили в рыцари, — регулярно. Находились, конечно, и обычные вояки, с ними отношения складывались проще. Были те, кто оказался в гвардейцах, потому что приходился вторым сыном влиятельному вельможе или генералу. Такие просто не обращали на «Братьев» внимания, и уже за это Железный был благодарен.

Всегда у знати так, удрученно думал Эмрис: когда им не хватает сил, чтобы защитить свои хлипкие душонки да замки, они нанимают кого-то вроде него и его ребят. А всегда, когда опасность минует, воротят нос.

Эмрис с трудом удержался, чтобы не плюнуть себе под ноги. Честное слово, обычно более или менее разговорчивый и улыбчивый, за эти пять дней он стал нелюдимым и мрачным, как одинокая карга в топях.

В дверь постучали, и вошел служка. Хотя бы этот относился к нему без тайного снобизма, подумал Эмрис, разглядывая молодого парнишку. Хорошо, что к нему приставили пацана: девку бы он и впрямь огулял. Ну или хотя бы за задницу полапал, если бы она после этого ухитрилась удрать. Даже не потому, что он скотина почище Норга — просто давненько не было возможности расслабиться.

«И в ближайшее время, — с грустью вспомнил Эмрис планы императора, — похоже, тоже не будет».

— Пора, милорд, — обратился слуга. — Император вот-вот явится в тронный зал, вы не должны заставлять его ждать вас.

Эмрис с шумом выдохнул через рот. Пора. Создатель милосердный, даже не верится. Фух…

— Да, идем.

Огней в тронном зале было столько, что Эмрис не смог решить, что произойдет раньше — он ослепнет или начнет раздеваться от жары. По повелевающему жесту императора собравшаяся знать расступилась, пропуская Эмриса в сопровождении лорда-камергера («Как, он тоже лорд?!» — изумился Железный, когда услышал об этом впервые). Аерон, облаченный в темные штаны и камзол молочного цвета, с золотой перевязью, украшенной изумрудами, восседал в отдалении. К небольшому помосту императора вели три ступени. Высокое кресло слева от государя пустовало, но Эмрис решил подумать об этом потом. Пока что