– Значит, деловой человек, – кивнул Дронго.

– Очень деловой и пробивной, – согласилась Эмма, – и он близкий друг нашей семьи. Он всегда помогает нам и помнит о том, как мы его приютили восемь лет назад.

– У них есть дети?

– Пока нет. Они только год как поженились.

– А у сестры Германа Крегера?

– Двое мальчиков. Хотя ей только тридцать пять, что, по немецким меркам, совсем немного. Она вышла замуж, когда ей было двадцать семь. Здесь так принято. У нас в тридцать лет уже чувствуешь себя старухой, а в Германии только начинают жить…

– Интересно, а как чувствуете себя вы? – неожиданно спросил Дронго.

– Глубокой старухой, – призналась Эмма. – Я думала, что после разрыва с мужем смогу обрести прежнее чувство независимости и свободы. Но похоже, что я только обманывала себя. Во мне все еще говорят советские гены. Или казахстанские, я даже не знаю, как правильно сказать. Только после разрыва с мужем начинает казаться, что жизнь уже кончена, ничего хорошего впереди меня не ждет и я закончу свою жизнь где-нибудь в богадельне.

– Не напрашивайтесь на комплимент. Вы великолепно выглядите, на вас оглядываются мужчины. По немецким меркам, вы совсем юная фрейлейн, у которой все еще впереди.

– Надеюсь, – улыбнулась она, – может, поэтому я вас и остановила в Баден-Бадене, чтобы обрести прежнее чувство уверенности. Мне показалось, что рядом с таким мужчиной, как вы, я буду чувствовать себя уверенно.

– А вы чувствовали в доме своей старшей сестры себя не очень уверенно, – понял Дронго.

– Не очень, – согласилась Эмма. – К тому же там большой дом, доставшийся семье Крегеров по наследству. Вы, наверно, знаете, что во время взятия Берлина Потсдам почти не пострадал. И поэтому там проходило знаменитое совещание трех лидеров победивших стран. Ну и, разумеется, там сохранилось много нетронутых домов, оставшихся с начала двадцатого века. Один из таких домов и достался Крегерам. Хотя моей сестре он никогда не нравился. Она говорила, что в нем водятся привидения.

– Как зовут сестру Германа?

– Мадлен. Мадлен Ширмер по мужу. Хотя говорят, что в Казахстане ее называли Машей. Но она сама в этом никогда не признается.

– А где их отец?

– Умер три года назад. Ему было уже за семьдесят. Кровоизлияние в мозг. Он был бывшим спортсменом, неплохо выглядел, но получил инсульт и через несколько дней скончался, не приходя в сознание. Говорят, что у спортсменов подобные вещи случаются. Не знаю. Но после его смерти Марта изменилась не в лучшую сторону. Хотя я ее понимаю. Потеряла мужа и повесила себе на шею свою безумную сестру.

– Сестра никогда не была замужем?

– Не была. Старая дева. Наверно, на этой почве и тронулась. Только не считайте меня циником. Я видела ее фотографии в молодости, она была довольно привлекательной девушкой. Но, видимо, не сложилось. А сейчас ей уже за шестьдесят, и думаю, что теперь уже не сложится никогда. Она не буйная, тихая, но иногда происходят срывы, о которых она предпочитает не вспоминать.

– И поэтому вы решили взять меня с собой? Считаете, что я могу быть специалистом и по душевнобольным?

– Не уверена. Просто хочу, чтобы вы были рядом. Разве это так много? Между прочим, еду они заказали в русском ресторане Потсдама, думаю, что будет вкусно. Ой, уже восьмой час, и мы опаздываем! Представляю, как будет злиться Марта.

Эмма прибавила скорости, сворачивая в Потсдам. Почти двадцать лет назад здесь стояли воинские части советского контингента, и Дронго приезжал сюда. С тех пор прошло много лет, и Потсдам неузнаваемо изменился. Хотя ландшафт остался прежним, и в парковых зонах по-прежнему отдыхали не только берлинцы, но и гости, прибывающие в столицу Германии со всего мира.

– Приехали, – сообщила Эмма, мягко останавливая машину. – Только учтите, что мы знакомы с вами уже десять лет и вы мой старый знакомый по Казахстану. В конце концов, это ведь правда.

– Они могут обратить внимание на нашу разницу в возрасте, – напомнил Дронго. – Вам тридцать, и по возрасту я гожусь вам скорее в отцы, чем в друзья.

– А может, мне нравятся солидные холостяки намного старше меня, – предположила Эмма. – И вообще, перестаньте беспокоиться. Вы очень неплохо выглядите для своих лет. Подтянутый, не распускаете животик, следите за формой, почти не поседели.

– Зато полысел.

– Ничего. Это даже украшает мужчин. В общем, я представлю вас как своего друга. Только давайте без этой непонятной клички Дронго. Боюсь, что там просто не поймут, почему вас называют так же, как и птиц.

– Ничего, – ответил он, – можно просто Дронго. Меня обычно так называют.

– Хорошо, – согласилась Эмма, – пусть будет Дронго. Только скажите, что мы знакомы уже давно. Пойдемте. И не забудьте взять свой роскошный букет. Представляю, какое впечатление произведет он на Марту.

Дронго наклонился, чтобы достать букет. И услышал за спиной нетерпеливый голос:

– А раньше вы приехать не могли?

Они обернулись. Рядом стояла молодая женщина лет тридцати пяти. Короткая стрижка, выкрашенные в черный цвет волосы, недовольное лицо, длинный уточкой нос, маленькие глаза.

– Где ты была? – спросила по-немецки женщина. – Мы ждали тебя к шести часам, но Анна сказала, что ты поехала за своим другом в Берлин.

– Познакомьтесь, – представила своего спутника Эмма, – это господин Дронго, а это Мадлен Ширмер, сестра Германа.

Мадлен со строгим видом кивнула, не протягивая руки. Дронго церемонно поклонился. Мадлен осмотрела его с головы до ног, увидела роскошный букет цветов и ничего больше не сказала.

– Почему ты на улице? – спросила Эмма, переходя на русский.

– Жду Берндта, – недовольно ответила Мадлен, – он тоже опаздывает. Но в отличие от тебя у него были важные дела в банке, и он не мог раньше приехать. – Она упрямо говорила по-немецки.

– Я ездила в Берлин, – напомнила Эмма. Было понятно, что родственницы не очень любят друг друга.

– Идемте, господин Дронго, – предложила Эмма, направляясь к дому. Дронго пошел следом. – Какая дрянь! – сказала с чувством Эмма. – Она сама ждет своего банкира и из-за этого злится на нас. Вы видели, какие у нее злые глаза?

– Уже восьмой час, а муж не успевает на торжество к ее матери, – напомнил Дронго, – поэтому она и нервничает. Зять обязан быть более внимательным к своей теще.

– А он всегда такой. Холодный и расчетливый. Как все эти немцы, – с вызовом сказала Эмма. В ней явно бушевала кровь ее мамы.

Они подошли к массивному двухэтажному дому. Эмма позвонила. Ждать пришлось довольно долго, наконец дверь открылась. На пороге стояла женщина, похожая на Эмму. Только она была гораздо полнее, и волосы у нее были светлые. Очевидно, это была ее старшая сестра.