Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я никогда не говорила ему, кому.
Ролланд засовывает руки в карманы, глядя на сад.
– Тебе не обязательно сидеть здесь, Виктория.
– Нет, обязательно.
– Это и твой дом.
Я киваю.
– Так и будет. Со временем.
Легкая улыбка появляется на его губах, он медленно опускается в кресло рядом с моим.
– Я рад, что ты так думаешь.
Облако неуверенности, окружающее меня, должно быть, душит его так же сильно, потому что он говорит:
– Я полагаю, теперь ты понимаешь…
– … что ты все это время знал, что я была дочерью твоего врага, Донли Грейвена, грязной кровью? – Мой взгляд на мгновение скользит в его сторону, но я быстро отвожу глаза.
– Я не был уверен, но у меня было чувство, может быть, даже надежда, что ты была дочерью женщины, которую я пытался спасти.
– Что это значит? – спрашиваю я. Мне и в самом деле интересно, потому что я никогда не говорила с Марией по душам. Узнавала обо всем по крупицам, но ничто не имеет ни малейшего значения, если не исходит непосредственно из уст того, кто знает всю правду. – Освободить ее? Как именно?
– Твоя мать работала горничной у Грейвенов, она была… их собственностью, насколько это возможно, и Донли выбросил ее, как мусор, когда узнал, что она беременна девочкой, когда ему нужен был только сын. Мейбл привела ее ко мне, и я предложил Марии дом, безопасное место, где она могла бы зарабатывать на жизнь и растить своего ребенка, тебя, когда ты родишься. – Он смотрит на меня. – К сожалению, у нее не было такой возможности. Я полагаю, ты знаешь, почему…
– Он забрал меня от нее в больнице. – Я пожимаю плечами; это не печально – это реальность. – Почему ты позволил ей вернуться в свой дом после этого?
Его лоб морщится, и он отводит взгляд.
– Чувство вины, может быть. Не знаю.
– И этого было достаточно, чтобы ты оградил своих сыновей от меня?
– Я дал им файл, как я делаю каждый раз, когда мы заселяем кого-то в общежитие. Все, что я сделал, это упростил твое прошлое.
Упростил, верно.
Как будто «неблагополучный дом» и «отсутствие родителей» о чем-то говорят.
Я слежу за признаками лжи в его словах и спрашиваю:
– У тебя есть настоящее досье на меня, Ролланд?
Он отрицательно качает головой.
– Не потому, что я плохо искал… Ты не в системе, Виктория. У тебя даже нет свидетельства о рождении, поэтому я и заподозрил, что у тебя за душой нечто большее, чем ты делишься. Технически тебя не существует, но мы можем это изменить, если ты хочешь.
Между нами висит долгое молчание, и когда Ролланд понимает, что у меня нет комментариев к его последнему заявлению, он глубоко вздыхает. В его тоне ясно слышится уныние:
– Я знал, на какой риск шел, впуская тебя в наш дом. Ты пришла тайно, и это означало, что у тебя точно должно быть что-то большее. Я полагаю, мы лишь коснулись поверхности…
– Ты узнал только то, что я тебе позволила, и ничего больше, – прямо говорю я, мои глаза встречаются с его и удерживают взгляд. – Многое из того, что я знаю, не имеет никакого значения для этого места… но и многое имеет.
Есть столько вещей, о которых парни не знают, о которых, вероятно, думают, что все это давно похоронено, но в том-то и дело, что для любого секрета нужны двое.
По крайней мере, так считают наивные люди.
Единственный способ похоронить правду – это похоронить человека, манипулятора и предшественника.
Почему им не приходит такое в голову, я не знаю, но…
На каждого короля найдется мальчик, который восстанет из пепла, – так устроены королевства.
Именно по этой причине я не упала перед ними на колени и не позволила всем своим секретам излиться из уст.
Сила этой семьи, хотя и не имеющая себе равных, не была основана на верности, как полагают большинство.
Она была построена на крови и предательстве.
Мои истины причинят кому-то боль, сломают многих и могут свести одного из Брейшо в могилу, но жадность – хитрый ублюдок, и я ее новая жертва.
Я могла бы уйти и забрать свои секреты с собой, но я этого не сделаю.
Я хочу участвовать, и не только ради Кэптена, но и ради себя тоже.
Я скажу им, когда они будут готовы к большему, и пусть последствия будут такими, какими будут.
Я поднимаю голову.
– Твой детектив действительно ничего на меня не нашел?
Ролланд борется с ухмылкой.
– Ничего. Я думал, что Меро давно нет, и мне бы никогда не пришло в голову искать улики, которые могли бы привести к нему. Знаешь, они хорошо тебя спрятали. И мой брат, и твой отец.
Я киваю.
– Меро, конечно, был осторожен, но большая часть заслуг досталась Донли. Я замечала людей, которые следили за нами, и я знала, кто их подослал. Меро тоже знал, но ему было все равно. Для него это была вроде как бесплатная охрана. Он делал вид, что ничего не замечает, но на самом деле видел все. Донли хорошенько убрал за собой все крошки. Он не оставлял места для случайностей.
Ролланд долго смотрит на меня.
– За это была своя цена, верно?
– Всегда есть цена, Ролланд, и цена была высока. Хочешь знать, какая?
Он приподнимает бровь.
– Жизнь Рэйвен, – выпаливаю я. Я никому об этом не рассказывала, и тяжелая боль скручивает мои ребра. – Если бы Меро потерял меня, независимо от того, как это произойдет, он бы убил ее.
В уголках глаз Ролланда появляются глубокие морщины, и он поворачивается, чтобы лучше видеть меня.
– Виктория…
– А что Виктория? Какая девушка захочет защищать какую-то другую девушку, совершенно ей не знакомую, пусть даже у них одна кровь на двоих, верно? Или как там у вас говорится? Семья – это не только общая кровь…
Глаза Ролланда сужаются.
– Это он тебе это сказал, Меро?
– Скорее, вбил это в меня. Ему нужно было убедиться, что я никогда не забуду его, никогда не отвернусь от него, никогда не уйду к своему отцу. Полагаю, у него были некоторые опасения, что я смогу полюбить этого человека.
– Эти слова священны в моей семье, – губы Ролланда сходятся в твердую линию.
Я пожимаю плечами, прекрасно зная, каким грузом чувства Брейшо обычно ложатся тебе на душу, и меняю тему разговора.
– Потом Меро отбросил идею об убийстве Рэйвен, зная, что Донли планирует оставить ее там, где она была. Последнее, чего хотел Донли, так это