– Куда? – зачем-то спросил Малыш.

– Дальше на восток.

Приск принес кувшин вина, большую тарелку с мясом на всех и горячую лепешку.

Малыш вдруг понял: он несказанно рад тому, что встреча не состоится. Все эти игры в своих и чужих его угнетали.

– По тонкому льду никто не пойдет… Нужно, чтобы несколько дней прошло, и лед стал крепким, – рассуждал тем временем по соседству лохматый фракиец, даже не утруждаясь понизить голос.

– В прошлом году я пытался на ту сторону переправиться по льду, но так и не сумел, – сказал Тиресий громко.

– Тот год не чета нынешнему, – повернулся к переодетому римлянину лохматый.

Будто ненароком Тиресий тряхнул рукой, поднося чашу к губам, рукав туники сполз, сверкнул на запястье золотой браслет. Сидевшие за соседним столом фракийцы переглянулись. Варвары (все трое) были немолоды, темны волосом, видом и статью походили на матерых секачей. У одного из спутанных усов торчали крупные желтоватые зубы – так что сходство делалось почти комическим. К тому же казалось, что фракиец постоянно усмехается.

– Осторожней, парень, – остерег «секач». – Не надо раньше времени золотом трясти. А то римские собаки догадаются.

– Недолго ждать, – фыркнул в свой кубок с вином Тиресий.

– Все равно. Пусть даже десять дней до того, как лед станет крепким, да все равно не стоит. Пусть живут в неведении, пока мы им глотки жирные не перережем.

– Они же успеют в лагерях своих запереться, – на свой страх и риск продолжил спор Тиресий.

– Не успеют. Потому как всюду воины Децебала ударят. По всему Данубию-Истру – аж до самых порогов.[31]Все заполыхает, вся Мезия!

– Чтоб им сдохнуть! – рявкнул с неожиданной яростью Приск.

– Десять дней! А я слышал – раньше их всех вырежем. – Кука тоже решил сыграть свою роль в спектакле.

– Все зависит от реки! – Лохматому, похоже, очень хотелось выглядеть знатоком в этом вопросе. – А ты как думаешь, Эпикрат? – обратился он к парню в сером плаще, что тихо переговаривался о чем-то с хозяином через термополиум. – Эй, Эпикрат, что молчишь?

Лохматый так горячился, будто только от него зависело – где и когда начнется рейд армии Децебала.

– Тише… – вдруг шепнул одними губами Приск и ухватил Малыша за локоть.

– Что стряслось-то? – Малыш завертел головой.

– Мы в логове Немейского льва, – оскалился Приск.

Малыш невольно поежился. Он и сам уже ощутил всю натянутость происходящего – наглухо закрытые (или даже заколоченные?) окна, тусклый свет, обилие гостей в этот ранний, в общем-то, час и вставших у входа двух парней – каждый мог помериться с Малышом и ростом, и шириной плеч. Вдруг каким-то тревожно-красным показался блеск светильников, а струи дыма, что медленно крутились в тяжелом и влажном воздухе, – слишком густыми.

– Пора уходить. – Приск поднялся.

В этот момент стоявший возле термополиума молодой варвар в сером плаще резко обернулся, его глубоко посаженные глаза хищно блеснули. А следом сверкнул выхваченный из ножен клинок.

Казавшийся совсем недавно блестящим план теперь выглядел, мягко говоря, не ахти. Входная дверь таверны оказалась как-то несоразмерно далеко – будто некий титан хлопнул в ладоши и вытянул здание в длину, но при этом чудесным образом не ужал. Лица за столиками посуровели и умножились – сразу человек пять вышло из задней комнаты.

– Римляне! – крикнул парень в сером плаще, которого лохматый назвал Эпикратом. – Не двигаться. Или умрете!

Охотники разом превратились в дичь, дверь сделалась еще на сотню шагов дальше.

– Мы свои… – вякнул Кука.

– Это переодетые римляне! – Кинжал сероглазого нацелился издалека Куке в лоб.

– Зароем! – взревели те трое, что так походили на секачей.

– Дверь запереть! – приказал Брисаис.

– Погодите! – Кука еще на что-то надеялся. – Мы проголодались, зашли перекусить…

– Не бреши! – оборвал его Эпикрат.

Парень шагнул вперед, откинул капюшон плаща. Черные вьющиеся волосы и нос явно были греческими, а вот овал лица, нижняя челюсть, глаза, рот – дакийские. Как будто кто-то шутя соединил две разные формы отливки – эллинскую с варварской и решил поглядеть, что получится от подобного совмещения.

– Не бреши! – повторил полугрек. – Язык у тебя лживый. Вы пытали Сабинея, вы явились за ним. Теперь мы будем пытать вас. Долго. И тоже каленым железом.

– Какой Сабиней, не знаем мы никакого Сабинея, – забормотал Кука, лихорадочно оглядывая таверну и пытаясь сосчитать сидящих. Ясно было, что, как только Эпикрат подаст знак, в драку ринутся все. Силки были расставлены заранее, и Кука сотоварищи попались в них, как наивные кролики.

– Лживые римляне! Браслеты ваши ворованные! За все заплатите! За все! – Страсть витийствовать, доказывая свое превосходство, была у полугрека в крови.

Пока Эпикрат разглагольствовал, Тиресий, на лице которого не дрогнул ни один мускул, не поведя плечом, работая одними пальцами, выбирал из мешка под плащом свинцовые шары и так же одними пальцами да поворотом кисти устраивал их меж собой и Молчуном на скамье. Молчун видел краем глаза приготовления товарища, но сидел не шелохнувшись. Молчун умел кидать эти шары как левой рукой, так и правой с одинаковой силой. И если попадал в голову или в область сердца, то убивал наповал. Сейчас у него вздрагивали от возбуждения ноздри: любой бой Молчун называл потехой, запах крови его волновал, как дикого зверя. Из всего контуберния он больше всех вошел во вкус войны.

– Вы сюда вынюхивать да высматривать приехали, – продолжал разоряться полугрек. – И много вынюхали? Да что нюхать-то? Неужели не в силах сообразить сами: скоро по льду сюда придет огромная армия – все заречные явятся. Саки, бастарны, роксоланы, даки, костобоки. И нагоняющий на вас смертный ужас Децебал пожалует. Никто его не остановит. Всех римлян перережут как скот.

Если велеречивость в нем была греческая, то бесшабашная надменность, несомненно, от дака. В миг опасности просыпался в этих варварах волчий дух дикого предка. Им не просто хотелось убить жертву, но еще и раззадорить ее, не просто позлить – а взбесить. Потому-то и был полугрек столь откровенен с обреченными на смерть, дабы те ощутили отчаяние в полной мере – каково это: все разведать, все вызнать и не суметь сообщить своим!

Легионеров было пятеро. Посетителей таверны вместе с хозяином и парнями с кухни – не меньше пятнадцати. Неравный бой, как ни считай!

– Взять! Живыми! – Эпикрат наконец ткнул в воздух кинжалом, посылая своих людей в бой.

Тиресий тут же метнул свинцовый шар ближайшему фракийцу в лицо. Угодил в нос – раздался хруст ломаемой кости. Человека опрокинуло. Молчун тоже швырнул свинцовый снаряд и тоже попал. В следующий миг варвары взревели, кидаясь в атаку. Приск обнажил меч. Малыш схватил скамью и грохнул ею, норовя припечатать всех троих соседей сразу. Двое ускользнули. Третий тоже сумел бы спастись – да помешал столб, подпиравший крышу. Скамья настигла бедолагу и заставила осесть на пол – навсегда.