Слышу, как целую ночь напролёт

Листья деревьев шуршат.

Это, крадучись, подбирается ветер.

Зимуя в деревне на равнине Мусаси, я понял, какой близкой должна быть эта песня тем, кто живёт в горной хижине.

Сидя в лесу в конце весны или ранним летом, приятно любоваться солнцем. Но об этом в другой раз. А сейчас я расскажу о сезоне жёлтых листьев. Идёшь по лесу, наполовину облетевшему, наполовину пожелтевшему, а сквозь ветки на вас смотрит небесная лазурь. Подует ветерок и смахнёт солнечные блики с листьев. Нет, словами всего не передашь!

Есть в нашей стране живописные уголки, например Ниико или Усуи, но вряд ли они так прекрасны, как равнина Мусаси, сплошь покрытая лесами, искрящаяся под лучами закатного солнца. Хорошо было бы взобраться на какую-нибудь возвышенность и окинуть взором всю равнину сразу. Конечно, это невозможно, но поскольку Мусаси сравнительно ровная, то достаточно увидеть одну часть, чтобы представить себе её всю. Как чудесно пройтись, дав волю воображению, по жёлтому ковру из листьев вслед уходящему солнцу! А кончится лес, и ты опять в открытом поле.

IV

В дневнике записано: «25 октября. Погулял по равнине, побродил по лесу».

«4 ноября. Вечером, когда стоишь один в поле, под ветром…»

Теперь я ещё раз приведу слова Тургенева:

«Я постоял, поднял пучок васильков и вышел из рощи в поле. Солнце стояло низко на бледно-ясном небе, лучи его тоже как будто поблекли и похолодели: они не сияли, они разливались ровным, почти водянистым светом. До вечера оставалось не более получаса, а заря едва-едва зажигалась. Порывистый ветер быстро мчался мне навстречу через жёлтое, высохшее жнивьё; торопливо вздымаясь перед ним, стремились мимо, через дорогу, вдоль опушки, маленькие, покоробленные листья; сторона рощи, обращённая стеною в поле, вся дрожала и сверкала мелким сияньем, чётко, но не ярко; на красноватой траве, на былинках, на соломинках, всюду блестели и волновались бесчисленные нити осенних паутин. Я остановился… Мне стало грустно; сквозь невесёлую, хотя свежую улыбку увядающей природы, казалось, прокрадывался унылый страх недалёкой зимы. Высоко надо мной, тяжело и резко рассекая воздух крылами, пролетел осторожный ворон, повернул голову, посмотрел на меня сбоку, взмыл и, отрывисто каркая, скрылся за лесом; большая стая голубей хлопотливо расселась по полю — признак осени! Кто-то проехал за обнажённым холмом, громко стуча пустой телегой…»

Это русская равнина, но осенний пейзаж нашей Мусаси почти такой же. Только на Мусаси совсем нет голых холмов. Правда, она покрыта небольшими возвышенностями и напоминает мёртвую зыбь на океане, хотя со стороны и кажется ровной. Возвышенные места сменяются впадинами, небольшими и неглубокими ложбинами. На дне этих ложбин обычно расположены заливные поля… Сухие поля раскинулись главным образом на возвышенных местах, где они чередуются с лесом. Но они не тянутся, как леса, на несколько ри; каждое занимает не больше одного ри и окружено лесом. Здесь же разбросаны крестьянские домишки. Они-то и отделяют один участок от другого. Словом, поля и леса перемешаны в беспорядке. Бывает так — входишь в лес, а окажешься вдруг в открытом поле. Это ещё одна из особенностей Мусаси. Дикая природа чередуется с человеческой жизнью. Здесь нет бескрайних долин и дремучих лесов Хоккайдо. И в этом особенность Мусаси.

Поспевает рис, и в ложбинах начинают желтеть заливные поля. Когда рис убран, в воде отражается лес. В это самое время на сухих полях в разгаре уборка редьки. Редьки становится всё меньше. А когда её промывают в канавах или в небольших ручейках, на полях уже зеленеют молодые побеги пшеницы. Но часть этих полей пустует, и на них колышутся от ветра ромашки и ковыль. Заросли тростника на полях поднимаются всё выше и выше, до самого неба. А встанешь на цыпочки — и увидишь в просветах леса чернеющую цепь гор Титибу. Она то возвышается над горизонтом, то вдруг падает вниз и совсем скрывается из виду. Ну а теперь можно сбежать вниз, в поле. Может быть, лучше прилечь среди тростника, укрывшись за стогом сена от пронзительного северного ветра, и, подставив лицо тёплым лучам солнца, медленно плывущего по южной стороне небесного океана, слушать и смотреть, как шумит, колышимый ветром, сверкает и искрится лес. Или пойти прямо по дороге в лесную чащу? Сколько раз я вот так колебался. Ну и что же? Я знал из собственного опыта: по какой из дорог Мусаси ни пойдёшь, всегда останешься доволен.

V

Когда-то мой друг прислал мне из родных мест письмо, в котором писал: «Я и теперь по вечерам люблю бродить один в зарослях тростника и размышлять, как на этих многочисленных дорожках, разбегающихся в разные стороны, много лет назад гуляли люди и восхищались: „Ах, как красиво блестит роса! Как восхитительно сверкает в вечерних сумерках снег!“ И многие бродили здесь в тоске, и те, кто ненавидел друг друга, расходились в разные стороны, а те, кто любил, встречались и шли рука об руку».

Возможно, такие поэтические мысли и могут возникнуть, когда бродишь по пустырям, но дороги Мусаси совсем другие. Бывает так, что вы хотите встретиться, а разойдётесь. И, наоборот, хотите разминуться, обойдёте лес и столкнётесь друг с другом на опушке. Дороги на Мусаси, как и всякие дороги, бегут направо, налево, сквозь лес, через поле. Кажется, что дорога прямая, как полотно железной дороги, а пойдёшь с востока, опишешь круг и вернёшься обратно на восток. Дорога скрывается в лесу, теряется в долине, вдруг опять появляется в открытом поле и опять прячется в лес. Здесь редко встретишь далёкого странника, не то что на дорогах пустырей. Где ещё так мечтается, как на дорогах Мусаси?

Если вы гуляете по равнине Мусаси, не бойтесь заблудиться. Всюду вы найдёте пищу для глаз, для слуха, для воображения.

Вы впервые почувствуете всю прелесть Мусаси, когда отправитесь бродить по её беспредельным просторам просто так, без всякой цели. Весной, летом, осенью, зимой, утром, днём, вечером, ночью, под луной, по снегу, в ветер, в туман, в иней, в дождь, в осеннюю слякоть. Бродить не спеша по этим дорогам — направо, налево, куда глаза глядят. И вы испытаете истинное удовольствие. Это один из даров Мусаси.

Где ещё в Японии, кроме равнины Мусаси, есть такие места? Нет их и на пустырях Хоккайдо. Нет их и на равнине Насу. А где ещё? Где так сливаются поля